— Я прошу вас еще раз каждого. Подумайте.

Разведчики молчали.

— Вы правы.

С этими словами подпольщик обернулся к Кузьмицкому.

— У нас есть возможность обмануть немца. С острова конечно, надо уходить. Но вот что я бы предложил еще. У нас две пары лыж, — кивнул он в сторону приспособлений. — Как только стемнеет окончательно, двое могут пробраться к протоке. Там через протоку перекинут мост. Мы пробирались под ним с вашим товарищем Рябовым. Мост охраняется. За мостом два пулеметных гнезда. Надо думать, что и пулеметчики не спят. Предложение такое. Часовых на мосту снять без шума. Подобраться к пулеметчикам. Их забросать гранатами. Уйти в сторону Ольховки, то есть за мост, в следующее болото. Мы шли тем путем.

Разведчики молча обдумывали предложение подпольщика. В этом предложении виделся выход из создавшегося тупика.

— Здесь какой есть резон, — продолжил между тем Галкин. — Немцы по ночам очень нервные. Они всполошатся. Станут вешать осветительные ракеты, будут стрелять. В том числе и друг в друга. Паника есть паника. В этой панике можно скрыться. Себя из этой операции исключаю. Я останусь здесь. Мало практики в делах подобного рода. Пойти на это дело должны те, у кого не может быть срыва. Немцы должны поверить, что прорвалась вся группа.

Предложение подпольщик изложил четко, вопросов не возникло. Молчал Речкин. Похоже, ему понравилось предложение Галкина. Каждый теперь примеривался к тому, что предстояло сделать. Ночь коротка. Чаруса избита снарядами. Особенно возле острова. Можно и провалиться. Даже на болотоходах. К часовым тоже подобраться непросто.

Речкин тоже вроде бы примеривался. Прикидывал и так, и эдак. Посылать надо двоих. Часовых на мосту двое, снимать их надо одновременно. Два пулеметных гнезда. На одном берегу протоки и на другом. Задавить их надо тоже одновременно. Двое уйдут, останется семеро. В том числе подпольщик. Двое ранены. Стромынский, как сказал Пахомов, не ходок. Он, Речкин тоже не ходок. Пятеро здоровых на двоих раненых — такой получался расклад. Рискнуть можно, но кого посылать?

Командир группы стал думать о каждом. Кузьмицкого посылать не следовало. Ножом владеет слабовато, может промахнуться. В таком деле, как правильно заметил Галкин, промаха быть не должно. Асмолова посылать тем более нельзя. Порывист, как и Пахомов. И тот, и другой могут наломать дров. Лучше всего для этой цели подходил Рябов. У Дениса реакция хорошая. Он хоть и балабол, как называет его Колосов, но в деле собран. Денис протокой пробирался, по чарусе шел, освоил эти приспособления. С ним можно Козлова направить. Выдержка завидная у шахтера, сила есть. Не ножом, так голыми руками задавит часового, и тот пикнуть не сможет. И все-таки с Козловым торопиться не следует. Медлителен Козлов. А часовых на мосту двое. Убирать их надо одновременно. Чтобы, ни крика, ни стона. Оставался Ахметов. Их надо и посылать. Рябова и Ахметова. Не раз выручали, справятся. Понимают друг друга с полуслова. Второй год бок о бок воюют. У них вроде дружбы, хотя понять этой дружбы и нельзя. Больно они разные.

О каждом подумал Речкин, оценил каждого. Прикинул достоинства, недостатки. Отдал должное подпольщику, который сам определил, что ему по силам, чего он не вытянет. «Серьезный товарищ, — подумал о нем Речкин, — не боится показаться слабым».

— Идти тебе, Денис, и тебе, Фуад, — сказал он Рябову и Ахметову.

— Фейерверк, значит, устраивать? — усмехнулся Рябов.

— Называйте как хотите, но чтобы без срыва, — сказал Речкин.

— Сделаем, товарищ лейтенант, э, — спокойно произнес Ахметов.