Глава 11

Как только я вошла в темноту подземного туннеля, с меня будто спала пелена, в которую меня старательно и аккуратно запеленал Рафаил. Реальность жестокая, безнадежная, тут же распахнула передо мной свои смрадные объятья. Влачение после жизни, но даже не смерть. Хуже. Бесконечные муки. Я остановилась на полпути не в силах сделать дальше и шагу. Только теперь меня начали терзать угрызения совести перед этими измученными людьми. Даже если здесь никто и не сближался друг с другом, оставаясь безучастным к чужим судьбам, то это только потому, что трудности, выпавшие на их, на мою долю — не сплочали, так как сплочает надежда, ведь её в аду не было и не могло быть. Тут каждый нес своё бремя, каждый сам по себе. Общими были лишь мечты — мечты о смерти.

Но ведь среди этих людей был Брайан, и он один здесь являлся для меня поддержкой, сочувствующим плечом. И перед ним мне стало стыдно. За то, что я имела возможность поесть и помыться, …даже расслабиться в объятьях темного красавчика. Укоры совести усилились, когда я увидела, как он, понурив голову, сидит, дожидаясь меня на краешке моего каменного ложа. Шорох моих шагов заставил его поднять глаза, в которых тут же метнулось удивление, хотя его лицо потеплело. Словно моё возвращение доставило ему умиротворение.

— Привет, Брайан, — я умостилась рядом.

— Тебя долго не было. Не кашляешь уже? — он ещё раз окинул меня внимательным взглядом, задержавшись на всё ещё влажных волосах. — Смотрю, искупалась и …даже переоделась. — И тут в его впалых глазах застыла мука, от которой у меня внутри вмиг всё похолодело. — Он …сильно измывался над тобой? Он что топил тебя? — выдохнул Брайан.

Я онемела, почувствовав самый сильный укол совести.

— Нет, что ты! Не переживай! Всё нормально, — я виновато заглянула ему в глаза, успокаивающе коснувшись его руки. — Он не причинил мне боли, ни капельки. Наоборот, дал мне хлеба и позволил искупаться в теплой воде. Даже этот балахон он дал мне просто так.

Брайан нахмурился, сдвинув брови, и голос его прозвучал уже грубее:

— Ты говоришь это таким тоном, будто хочешь сказать, «всё в порядке, он хороший»! Только ты забыла, что он тебя медленно убивает в своё удовольствие!

— Да, он пил мою душу, но всё не так страшно, как я себе представляла! …Что? Почему тебе это так не нравиться?! Было бы лучше, если бы я приползла вся истерзанная и в крови? Я не понимаю, за что ты именно переживаешь? — я тоже повысила голос. Брайана передернуло уже знакомой мне дрожью:

— Потому что в твоём голосе нет ненависти! Мне не понятно почему демон не вызывает у тебя отвращения? Как ты можешь оставаться спокойной, ведь я же знаю, через какие эмоции они высасывают наши души!!! Они насилуют и измываются над телами, подвергая пыткам наше сознание и ощущения! — на его лице появилось неконтролируемое омерзение, при одном лишь воспоминании о пытках, которые приходилось терпеть ему самому.

— Прости, что не умираю от страха. Прости, что демон меня не изнасиловал. Наверное, я буду, солидарна с тобой в твоих чувствах, когда проведу здесь примерно половину того времени, что пробыл здесь ты! А может, я возненавижу его завтра и всех вас вместе взятых! — почти прошипела я ему в лицо.

— Софи, ты мелешь чушь! Ты не должна передо мной извиняться! Я просто хочу тебя предостеречь и …волнуюсь за тебя! Это просто ужасно, что ты здесь! Они зло, Софи. Зло. — Брайан закусил губу, снова с силой сжав кулаки, пытаясь взять себя в руки. Его глаза неотрывно смотрели на меня почти отрешенным взглядом. Даже сквозь шрамы на его лице просматривалась его мужественная красота. Даже невзирая на грязь и лохмотья, в которые он был одет, можно было разглядеть, что в его молодом крепком теле ещё пульсировала борющаяся за себя жизнь, его терпение и воля били из него ключом, несмотря на спрятанную обреченность во взгляде. Его сердце, томившееся уже столько поглощенных кошмарами лет, неуклюже и робко желало ощутить хоть каплю нежности, хоть напоследок. Я поняла это по его взгляду. И моё сердце сжалось от боли. Если бы Брайан остался в мире живых, наверняка он был бы замечательным, добрым и надежным, возможно, стал бы героем или создал бы счастливую семью. А здесь …

Я отвернулась и закрыла глаза, которые защипало от навернувшихся слёз.

— Спасибо, — только и прошептала я.

Он молча запрыгнул в верхнюю нишу. И когда оттуда перестали раздаваться его тяжелые вздохи, я поняла, что он уснул. Мне тоже не мешало бы, но в голову постоянно лезли мысли о том, что мне рассказал Рафаил, о нашем мире, где осталась моя семья, который был чем-то вроде воздушного замка, и был и не был одновременно, о темных и светлых, которые играли человеческими душами, как шахматными фигурами. Какая же настоящая цена жизни? И где реальность, а где обман? Мы верили в то, что сами же и придумали. За что же нужно было держаться в мире людей, в нейтральной зоне? Не может быть, чтобы существовало лишь два цвета — черный и белый! Не может быть, чтобы тот мир был пустым! Нет, мы не батарейки, мы животворящие души, которые могут делать выбор! Вернее, могут делать выбор «там». Здесь выбора уже не было. На этой пессимистичной ноте меня всё-таки сморило в сон.

Странно, но в этом аду меня ни разу не посещали сновидения о мире живых людей. Каждый раз, засыпая, я, мечтала увидеть солнце и родные лица хотя бы во сне, но тьма упрямо отфильтровывала даже мимолетную радость. В аду допускались лишь кошмары, а лучше даже с криками ужаса. Вот от такого кошмара я и проснулась вся в холодном поту.