— Ты просто мстишь мне, — буркнул он, убрав демонские черты с лица.

Я оскорблено насупилась.

— А вот и нет. Нет ничего странного в том, чтобы помочь мне с обедом. Или, как и Ждан, будешь утверждать, что это — не мужское дело? — уперла я руки в бока.

— Ну, не демонское — уж точно, — хмыкнул он, а сурово хмуриться стала уже я.

— Значит, можешь идти к охотнику, почините забор и обсудите, что там богатырское, а что — демоническое. Думаю, будет увлекательно и познавательно.

— Хорошо, не мстишь. Просто мучишь за то, что от тебя утаивают информацию. Но чистка рыбы — это слишком изощренная пытка, — заметил Володя и призадумался. — Надо бы во Мраке такую же воспроизвести.

— Какой догадливый демон, — не без иронии растянула я губы в мстительном оскале. — Тебе следовало бы радоваться, что это только лещ и карась, а не окунь, — проворчала я, сложив руки на груди, а после напряглась, представ, как окунь прилетает мне в лицо. Тьфу-тьфу, от греха подальше! — И, вообще, ты сам пришел. Хотел помочь — помогай и не ной.

— Слушай, я понимаю, что ты имеешь право злиться, — негромко начал Володя. — Но Велес и Липа не виноваты. Они действительно верили, что молчанием — защищают тебя. Ты дорога для них. И сама это знаешь, — закончил он, с брезгливым выражением потроша рыбину.

— Знаю, — устало вздохнула я, а после присела на корточки и сложила в замок пальцы перед собой. — Я злюсь не на них.

— А на кого тогда? На Ждана? Понимаю, ужасно раздражающий… — заговорил он с еще более брезгливым видом, чем от потрохов карася.

— Я о маме, — перебила я демона, у которого нормальная и вполне закономерная непереносимость охотников. Эти двое — как кошка с собакой, по понятным причинам. Для ведающих о настоящей личности и происхождении Володьки, разумеется. — Мне со многим придется смириться, учитывая услышанное сегодня, но… Знаешь, — после паузы, посмотрела я на мужчину, не без грусти осознавая, что демон — единственный, с кем я сейчас действительно была готова разговаривать. Он — не знал ни меня, ни маму, и… постороннему открыться действительно выходило легче. Ждан — другая история, о которой задумываться также не хотелось. — Я любила и люблю маму. Очень. Но я ее почти не знала. И не только потому, что она оказалась ведьмой…

— Ты тосковала по ней, когда вы были в разлуке? — подсказал Володя, когда слова застряли у меня в горле. Я грустно улыбнулась и кивнула.

— Верно, — судорожно вздохнула я, все же усевшись на траву. Поправила юбки и обхватила колени руками. — Я думала, что мама хочет для меня лучшей жизни, чем участь деревенской знахарки. И по этой причине отсылала меня в город. Но… она никогда не спрашивала моего мнения. Чего хочу я.

— Ты не хотела городской жизни? — догадался он, отойдя к воде, чтобы сполоснуть руки от потрохов.

— Я хотела быть с ней. Мне было все равно где, лишь бы с ней и с Велесом. Они — мой дом и моя семья. А в городе, несмотря на то, что жила у родственников, я была чужой. И почти всегда одна, — добавила я, перебирая пальцами складки на подоле, чтобы сосредоточиться. — Я тосковала по ним, но выполняла все, что она попросит, потому что мама просила меня верить, что это — для моего же блага.

— Ты верила? — вернувшись на место рядом со мной, задал Володя короткий вопрос, на который оказалось не так-то просто ответить.

— Я… пыталась. Иногда мне казалось, что получается, — невесело усмехнулась я и отвернулась, чтобы скрыть предательскую слезинку, скатившуюся с щеки. — Но правда в том, что я пыталась убедить себя в этом, когда глубоко внутри всегда жила предательская мысль, что я… что я ей просто не нужна. Что я… помеха. А после мамы не стало, и выяснить, как было на самом деле, у меня уже не было возможности. Понимаешь? Я думала, что она меня просто не любит, что я напоминаю о ее незавидной участи матери-одиночки, или, вообще, отца, о котором она предпочитала даже не говорить. Потому и не хочет, чтобы я была рядом, — прошептала я, смачно шмыгнув носом. Ждана нет рядом, потому сдерживать себя и соблюдать приличия я не стала. — Я жила с этими мыслями и страхами долгие годы и лишь сегодня… узнала правду. Узнала, что все это было лишь для того, чтобы спасти меня. И стоит только догадываться, как сама мама выносила эти разлуки, чего они стоили ей. И… и какого было нести такой груз ответственности в одиночку?

— Теперь ты знаешь, что она тебя любила, — заметил демон, но не успокоил, а сделал только хуже. Из груди вырвалось первое рыдание, а я покачала головой. — Что?

— Теперь меня мучит другой вопрос: что было бы, расскажи она мне все сразу? Быть может… быть может, вместе мы бы справились? Придумали что-нибудь, и мама осталась бы жива. И мы были вместе… Но она предпочла молчать, и, несмотря на то, что все было во благо… сейчас я такая же одинокая, как и при ее жизни. Все те годы, мы могли бы быть вместе, но она все решила сама. А сейчас… сейчас все эти жертвы — бессмысленны. Мамы нет, за мной ведется охота, а я совершенно беспомощна и в отчаянии.

— Против такой силы, что охотится на твою семью, мало что может противостоять… Вы бы не смогли справиться даже вдвоем. Ты просто погибла бы с ней вместе. Тебе трудно принять это, но план Людмилы оградить тебя от всего этого и спрятать — действительно мог сработать.