Все мы здесь не в своем уме

Пиппа испытывала страх и прежде.

Когда она была совсем маленькой, ей часто снились кошмары. Снились мрачные сны о том, как она теряется в темном лесу. Как она лежит на спине на одеяле из мха, а на грудь ей давит огромный деревянный ящик с невесть чем внутри. Со временем грудь Пиппы все уменьшалась и уменьшалась, потому что ящик становился все тяжелее, пока ей не начинало чудиться, что тот задавит ее, впечатав в землю.

Эти ночные кошмары становились лишь страшнее, когда положение ее семьи ухудшилось. За много лет Пиппа стала хорошо знакома с демоном страха, особенно когда поняла, что ей нужно сделать, чтобы спасти родных. Отца необходимо было остановить, пока его угрозы и пороки не уничтожили жизнь ее родных настолько, что ничего уже нельзя было бы исправить.

Пиппа сделала то, что было необходимо, чтобы спасти младших брата с сестрой.

И ее самый страшный страх, казалось, миновал, когда она осознала, что ей придется покинуть Лидию и Генри, оставив их в Англии. Когда она осознала, что, чтобы создать для них хорошее будущее, ей придется причинить им боль в настоящем. Пиппа ничего не боялась в жизни так сильно, как необходимости бросить их. Этот страх никогда не умирал. Он приходил и уходил, как водные приливы и отливы, однако никогда не исчезал полностью, служа постоянным напоминанием о том, что она потеряет, если не добьется успеха.

Страх жил бок о бок с ней. Со временем он стал частью Пиппы.

Однако этот страх… Тот, который она ощущала в этот самый момент…

Пиппа никогда прежде не сталкивалась с подобным страхом в своей жизни. Этот страх не жил бок о бок с ней. А сейчас он окутывал ее, душил, отнимал воздух и свет, и тепло ее тела.

Это был страх, шепчущий о том, что Пиппа может умереть. А если она умрет, то не сможет сдержать не только обещание, которое дала Лидии и Генри, но и обещание, которое дала самой себе. Обещание, что пойдет против предначертанного ей. Что изменит судьбу.

Даже когда отца увели в наручниках и швырнули в темную карету с железной дверью, Пиппа не боялась так сильно. Даже когда мать отреклась от нее. Когда она кричала о предательстве и заперлась в комнатке, чтобы утопить печали и горести в чае с настойкой опиума. Пиппу оставили одну, оставили заботиться о Лидии и Генри, и теперь у них не было ничего, кроме собственного имени, однако даже тогда она все равно не боялась так сильно. Этот страх не был приходящим и уходящим. Он нарастал и нарастал, стискивая Пиппу в своих злорадных челюстях.

Неестественно прекрасные создания, высокие и гибкие, как ивы, с волосами и глазами всех цветов радуги, окружили Пиппу. Их наряды вокруг нее поблескивали точно сверкающая на солнце вода, а драгоценные камни в их украшениях были размером с фрукт. Куда бы Пиппа ни глянула, она встречала следящие за ней глаза, блестящие от вражды.

Вероятно, вот так чувствует себя лисица, когда оказывается загнана в угол охотником. И снова в мыслях Пиппы ожили слова ее преподавательницы по фехтованию, госпожи Иган:

«Если окажешься в ловушке, поступай самым неожиданным образом. Будь спонтанной».

Она советовала это, потому что выпады Пиппы были слишком очевидными. Когда Пиппа училась фехтовать, она очень часто просчитывала свои действия на три хода вперед. И ее желание предусмотреть каждое движение и минимизировать риски предавало ее в самый решающий момент.

Чья-то ладонь промелькнула рядом с ней, полоснув по руке. Тонкая струйка багровой крови потекла после того, как блеснувший клинок отступил. Пиппа вскрикнула, хотя и не почувствовала боли. Уже есть кровь. Уже взялись за ее беззащитную кожу. До того как Пиппа смогла оглядеться и сориентироваться; до того как попыталась защитить себя или отбиться, в ее сторону полетел огромный фрукт, который напоминал яркое красное яблоко. Он ударился о ее юбку с противным звуком растекшейся мякоти. Если бы бросивший яблоко прицелился чуточку лучше, то мог бы попасть Пиппе в лицо. Изувечить ее.

Чего хотят от нее эти бездушные феи?

Пиппа снова закричала, умоляя о помощи и глазами ища хоть какое-то оружие.