— Верно! — воскликнула Ирина. — Неплохая идея! Тем более что у тебя там только одна Анька!..
Надо сказать, в голосе Ирины весьма отчетливо просквозили утвердительные мотивы, и одновременно никто не смог бы поручиться, что хоть что-то в нем прозвучало с намеком на вопросительность. Ничуть.
— Ну… В общем… — нерешительно отозвалась Катя, и интонации ее голоса свидетельствовали как раз об обратном: прямо-таки ощущалось откровенное нежелание оградить друзей от промозглой стихии за счет жилплощади старшей сестры Анны. Можно было предположить даже, что Катя немного ее побаивается. — Но впрочем… — Девушка решительно взмахнула перед лицом рукой, словно защищалась от некоего наваждения. — Да! Почему бы и нет! Пошли! — И добавила со значением: — Пошли все ко мне!
И теперь никто уже не обнаружил никакого намека на страх.
И вот они, мокрые, шумные и одновременно немного настороженные — а ну как Катькина сестра не в духах, а ну как разгон устроит? — ввалились в ее квартиру дружным табором.
Неплохая у Кати квартира! Трехкомнатная!
За Катей числилась одна комната. Вторую сестры отвели под общее пользование. Третью, самую, разумеется, большую и красивую, на правах хозяйки зарезервировала за собой Аня — это ведь была Анина квартира, которая досталась ей после развода с мужем.
Катька никогда не распространялась, почему ее старшая сестра в разводе. И тему эту не поощряла. Лишь однажды, когда ребята пристали к ней слишком уж по-глупому (признаться, пригубили немного недорогого пивка, потому как по возрасту считали себя вправе баловаться)… так вот, когда однажды расспросы об Аниной драме приобрели совсем уж непристойную продолжительность, Катя обвела друзей быстрым злым взглядом и хлестнула честную компанию одной-единственной фразой: «Ну?! Развелась! И что теперь? Если хотите знать, совершенно правильно сделала! Себя надо уважать!»
Заметим, что сказано это было сквозь зубы — то есть признаем, что Катя в этот момент пребывала в состоянии определенного эмоционального возбуждения. Что там произошло в отношениях Ани и ее злополучного супруга, какая такая черная кошка метнулась между ним и самой Катей, какая трещина поглотила мечты в счастливом семейно-родственном существовании — все это осталось кромешной тайной. В пятнадцать лет человек вполне уже способен обзавестись такими секретами, в которые не посвящаются даже лучшие друзья и подруги.
С тех пор у Катьки ничего больше выпытывать не стали. Ясно, толку не будет, только больше разозлится.
А потом и разговор этот позабылся. Он просто растворился в датах, событиях, хлопотах… и вообще — во всяких прочих диалогах.
Катина та заочная неприязнь к отдаленному супругу Ани запомнилась только Антону. Он почему-то сразу его крепко невзлюбил. Сергей, так звали Аниного мужа — Катя вообще в своих редких репликах именовала его не иначе как «бывший»… так вот, «бывший» Сергей в воображении парня рисовался неким смутным, громоздким и несимпатичным пятном… сам по себе — пятно, и все, так сказать, прочие отдельные составляющие его неопределенной фигуры приобрели характер грубых, плохо очерченных пятен. Из пятна-туловища пятится потное пятно-лицо, пятна-ноги, пятна-руки, распятие с пятнами-пятернями-пальцами… Сознание влюбленного семнадцатилетнего подростка приспособилось концентрировать все зло мира только в таком малопривлекательном типаже. Аня — хорошая, Сергей — отстой.
…В ту минуту, когда беззаботная ватага переступила порог Аниной квартиры, сама хозяйка пребывала в «общей» комнате, смотрела телевизор. На шумную компанию она не обратила внимания, по крайней мере довольно удачно изобразила равнодушие по отношению к такому несвоевременному, казалось бы, действу, как явление полудюжины насквозь промокших, суетливых и, в общем, беспардонных персонажей. Один вон уже бесцеремонно обследует недра холодильника (пиво, что ли, ищет?), второй никак не вспомнит, что, приходя в чужое жилище, следует разуваться, третий, вернее, третья, не успев войти, оккупировала санузел…
Лучше всех настроение своей сестры могла определить, пожалуй, только Катя, и по тому, как поспешила она пресечь распространение по квартире «мамаева нашествия», как оперативно затолкала к себе в комнату всех друзей, можно было сделать вывод: немного мы тут все-таки того… то есть не совсем того и не тогда… ну да чего теперь-то…
Несколько лет назад мама Ани и Кати второй раз вышла замуж. С новым «папой» они жили в «папиной» однокомнатной квартире. Нельзя сказать, что Катя мешала второму счастью мамы — никто, конечно, и в мыслях не держал намерение прогнать от себя девчонку. Но… Просто очень уж было там тесно и неудобно. В таком случае чего мучиться, спать на кухне и чувствовать себя хронически во всем виноватой, когда у старшей сестры зря пропадает столько свободного места? Аня в разводе, у нее все-таки три комнаты… И уж тем более что Аня сама предложила Кате жить у нее. Даже не предложила — просто заявила:
— Собирай вещи — и ко мне.
Сейчас, когда друзей удалось более или менее локализовать, Катя пошла к сестре в комнату; выглядело это, признаться, так, словно младшая сестра решила потихонечку испросить у старшей прощения за свою бестактность; Антон снова поймал себя на мысли, что Катя немного опасается. Она побаивается Анну, но не так, скажем, как некоторые боятся родителей — Антон, например, до сих пор с содроганием вспоминает, как холодел при виде снимаемого отцом ремня. А у Кати с Аней — по-особенному. Аня — строгая, и Катя страшится показаться в ее глазах безответственным ребенком.
Антон присвистнул от удовольствия. Эк ловко он распознал суть взаимоотношений двух сестер, одна из которых (Антон вспыхнул) была такой… такой… ну, короче, он был бы не против, если бы Аню, например, назначили его классной руководительницей, вот! Или, еще лучше, если бы он, Антон, внезапно серьезно заболел, а она, Аня, записалась бы к нему домашним лечащим врачом. Она ведь медик, эта Аня, хирург Анна Сергеевна, ведущий специалист центральной городской клиники…
— Твоя сестра, она что же, сопливых детишек лечит? — Это Жека, словно подслушав мысли Антона, подал голос. — Наверное, пугает их всякими прививками, ума вставляет, какие памперсы покупать… — С какой-то пошлой издевкой он это выговорил, словно делать прививки детям по его разумению так же престижно, как мыть лестницу в подъезде.
Антон только сейчас обнаружил, насколько неприятный у Жеки голосок, с какой блатной хриплой ленцой прокатывается в горле его приятеля некая сальная шелудивость.