Но я никогда не была любителем ночного Токио. После пяти вечера цивилизованные горожане предавались распитию спитного. Многие сильно уставали на работе, а после расслаблялись в барах и, опьянев, могли уснуть на скамейке или на тротуаре по пути домой.

Однажды я даже перешагнула через такого захмелевшего служащего.

В России мои ночи всегда были спокойными и одинаковыми. Мы жили в маленьком поселке, где каждый знал друг друга, однако мы, мягко говоря, отличались от типичных обывателей, так что о нас часто судачили.

Лето было самым приятным временем года, воздух на острове мог прогреваться до двадцати двух градусов, поэтому вечерами можно было сидеть на крыльце в легкой одежде и считать звезды на небе. Когда бабушка была в хорошем расположении духа, мы доходили до мыса Виндис и ловили рыбу.

До эмиграции предки отца занимались рыболовным промыслом в Японии, что, конечно же, объясняло, почему бабушка так проворно управлялась с сетью, хотя и разменяла в то время восьмой десяток. Недалеко от мыса и поселка есть природная достопримечательность – гора Коврижка. Знаменита она тем, что имеет вытянутую форму кекса, но как это связано с названием – я не знаю. В семейном альбоме даже было общее фото на фоне Коврижки: мама, папа, бабушка и я. Снимок я бережно храню как единственное напоминание о семье, что когда-то была и у меня.

Сначала в Японии мне было непросто, ведь вместо бескрайних пейзажей я видела только шумный мегаполис Токио. Люди были повсюду и везде, а в нашем поселке их число едва ли перевалило за две тысячи. Может, я и выглядела как японка, но в душе ею не являлась. Даже спустя шесть лет меня тянуло домой, но я боялась снова воочию увидеть руины прошлого, которое настигало меня в Японии только в ночных кошмарах.

Такуми вежливо открыл мне дверь автомобиля и помог выйти из машины. Пронизывающий холодок пробежал по затылку, невольно заставив содрогнуться, не забыв пробраться и под тоненькую куртку. С утра светило солнце, но весеннего тепла не хватало, чтобы согреться.

Такуми осмотрел меня с ног до головы и молча снял свой длинный плащ, который доходил ему почти до щиколоток.

– Возьми, – велел Такуми, протягивая мне верхнюю одежду.

– Я утону в нем, – ответила я, запротестовав. – Ты гораздо выше меня. Мне не холодно, пойдем скорей.

– Стой! – почти приказным и угрожающим тоном сказал он, чем усилил мое недовольство.

Такуми упорствовал, заставив меня натянуть плащ. Он и впрямь оказался велик, поэтому мой спутник запахнул одежду и стянул ее поясом.

Стоит признаться, мне стало теплее, но взглянуть на свое отражение в зеркале я бы не решилась.

– Теперь я колобок, – проворчала я на русском, но тут же вспомнила, что Такуми ничего не понял.

– Коло… что? – попытался повторить он.

Попытка воспроизвести слово позабавила меня, и я фыркнула.

– Колобок – персонаж русской сказки, он округлой формы, – пояснила я. – Иногда мы называем так полных людей. Думаю, в японском языке найдется какой-нибудь аналог, но пока на ум ничего не приходит.

Такуми со всей серьезностью уставился на меня. Я уже оценила его благородный поступок: мужчина был в легком коричневом свитере, который оттенял его карие глаза с пушистыми ресницами.

– Ты выглядишь чудесно, – тихо проронил Такуми и так быстро отвел взгляд, как будто посмотрел на ослепительно-яркое солнце. – А теперь нам нужно спешить, – добавил он. – Можем не успеть.

Вдоль тротуара стояли вагончики, где продавалась уличная еда, и почти везде была очередь. Аромат был чудесным, а в животе предательски заурчало, но Такуми взял меня под руку и завел в узкий переулок, поэтому мысли о перекусе улетучились.