— Ну что ты врешь! — возмутилась Маруся. — Сидит треплет языком, а люди, делом занятые, его слушать должны! Приборкой сроду не занимался.

— А тут занялся. Бутылку опростал.

В дом в сопровождении председателя поселкового Совета зашел Алексей Антонович. Увидел, что Зыков и Баторов сидят за столом и распивают чай, в удивлении изогнул брови и, глядя куда-то поверх их голов, отрывисто бросил:

— Жду вас в поселковом Совете. — Круто и четко, будто на смотру, повернулся и вышел.

Миша сразу же вскочил, но Зыков старательно и неторопливо допил чай и только после этого поднялся. Константин Данилыч проводил их за калитку, подал сухую, твердую руку.

— Заходите. Может, помощь понадобится или еще что. — Кашлянул. — А на Ефимшу не обращайте внимания…

И Зыков снова отметил, что старик насторожен и обеспокоен.

Над Байкалом посветлело, в разрывах туч трепетали звезды, их, казалось, вот-вот угасит злобно воющий холодный ветер. Была поздняя ночь, поселок спал глубоким сном, собаки и те не лаяли. Миша Баторов поднял воротник плаща, втянул голову в плечи, стал похож на иззябшего воробья. Скис парень. Растормошить надо бы, но и у самого на душе не больно весело.

Неожиданно Миша остановился. В неверном, пляшущем свете лампочки его лицо показалось незнакомым, бледным и осунувшимся.

— Иван, а убийство-то, похоже, не случайное.

— Ты опять о том же! — с укором сказал Зыков. — Не убежит от тебя твоя краля.

— О другом я! — с досадой и обидой возразил Миша. — Неужели все-таки преднамеренное, а?

— Не исключено, что и случайное. Оплошность в обращении с оружием или еще что. Признаться — страшно. Так что все равно искать придется.

— И опять ты ничего не понял!

— Я, Миша, мыслей читать еще не научился.

— Не в этом дело! — Глаза у Баторова сверкнули, голос зазвенел — того и гляди сорвется на крик. — Ты черствый и толстокожий. Чай гоняешь, платочком пот вытираешь. Тебе все равно кого искать, лишь бы отыскать, под замок сунуть — сиди, а я пойду отсыпаться.

— Твоя проницательность просто убивает, — как можно дружелюбнее сказал Зыков, положил тяжелую свою руку на плечо Баторова. — Только вот горячиться, голову терять не надо. Голова нам еще понадобится.

По тому, как отвердело, напряглось под рукой плечо, Зыков понял — пальмовую веточку Баторов не принял. Убрал руку, и пошли молча. Немного погодя, Баторов заговорил опять:

— Как подумаю, что преднамеренное… Ведь я как оказался в милиции? Книжек начитался, киношек насмотрелся. А жизнь не кино. Работенка оказалась нудноватой. Пацан велосипед увел. Парни друг другу носы расквасили. Соседки не ужились. Ни дерзких грабежей, ни стрельбы из окна бегущей автомашины. Нету — не надо. Растащить, примирить соседок, приструнить забияк-парней, возвратить велосипед — тоже дело. И, сам знаешь, не всегда приятное и легкое. До сегодня я думал: оно и есть главное, основное. А глянул на убитую, все во мне перевернулось. Убийца где-то здесь, за стенами этих домов. Не разом, не в одночасье решился он на такое. Я до этого бывал в поселке, ходил по этим улицам, может быть, и встречался, и здоровался с ним. Может быть такое, Иван?

— Вообще говоря, в жизни бывает всякое, — уклончиво отозвался Зыков, все еще не понимая, к чему ведет эту лихорадочно-торопливую речь Миша Баторов.