— Я не знаю, Юлиана. Но тогда я действительно вернулась домой одна, точнее с тобой. Брат разбился на мотоцикле, и мне пришлось срочно вылететь, чтобы успеть на похороны. Билетов больше не оказалось, как и свободных мест. Папа должен был прилететь на следующий день. Но он не прилетел. А через месяц сообщил, что хочет получить развод.

— Мам, ты никогда не говорила мне, почему вы с папой развелись.

— А что мне было говорить? У нас все было хорошо. Счастливая семья. А потом его как будто подменили. Был один человек, а стал другой. Ни ты, ни я ему стали вдруг не нужны. Он просто взял и ушел. Точнее, не вернулся. Его словно сглазили. Сначала я хотела узнать у Ины, что случилось, но потом решила, что это все равно ничего не изменит.

— Не сглазили, а скорее опоили. — В кухню заходит Богдан со Снежаной на руках.

— Что значит «опоили»? — спрашивает мама, взяв у него Снежану.

— Вы ни разу не слышали, как можно опоить человека, чтобы он не понимал, что делает?

— Богдан… — Взглядом намекаю, что не нужно таких домыслов, но он лишь грустно усмехается.

— Я каждый вечер послушно выпивал перед сном чашку, которую мне лично приносили, и пребывал в святом неведении.

Хлопаю глазами и тихо ойкаю.

— Что такое? — Богдан в мгновение оказывается рядом, видимо, решив, что мне вдруг стало нехорошо.

Да, мне явно не по себе, но только совсем по-другому.

— Все в порядке. Я просто вспомнила… — Поднимаю взгляд на Богдана. — Папе ведь тоже Елена каждый вечер заваривала какой-то специальный чай.

— Вот вам и ответ.

Мама смотрит то на меня, то на Богдана.

— Пусть так. Но это нисколько не снимает его вины. Нечего пить и есть из рук чужих женщин. — Выносит окончательный приговор.

Она отдает мне Снежану и выходит из кухни. Смотрю ей в след и поворачиваюсь к Богдану.

— Ты ничего не говорил мне об этом.

— Поверь, я даже вспоминать не хочу.

— Извини.

— Тебе не за что извиняться, Юлиана.