— Слушаюсь, — буркнул лейтенант.

— Заседание офицерского суда состоится на днях, — произнёс Воронцов более холодным тоном. — Имейте в виду, господа.

Значит, Орлов всё же обратился в суд. Стоило ожидать. Хотя так даже лучше: разрешим наши разногласия официальным путём, и забудем об этом.

Ответное письмо я написал от руки. Приказал Гаврилову донести до губернатора сведения о нападении, совершённом на моё поместье людьми Михаила Озёрова. Третьяковым не понравится, что чужаки бесчинствуют в Первосибирске, а мне было необходимо заручиться поддержкой местной власти, ну или, по крайней мере, поставить её в известность.

Помимо этого, я велел управляющему отправлять отчёты каждый две недели. Это хоть немного прибавит мне спокойствия. Отсутствие возможности лично защитить собственный дом ужасно тяготило меня, но так складывались обстоятельства, и я ничего не мог сделать. Разве что побыстрее уничтожить тёмного бога и отправиться в отпуск, если позволят, конечно.

Офицерский суд состоялся на следующий день. Собрание проходило в шатре полковника Романовой.

Мы с Орловым явились к назначенному времени, с нами был капитан Воронцов. Первым вошёл лейтенант. О чём он говорил, я не слышал, но продолжался допрос недолго. Через десять минут он вернулся, и позвали меня.

В шатре стояли в ряд три стола, а за ними лицом ко мне сидели подполковник Апраксин, ещё один подполковник, два майора и в центре — сама Романова. Возле входа дежурил боец из охраны императорской семьи. Суд этот почти ничем не отличался от того, что был в учебке.

— Прапорщик Озёров, поклянитесь княжеской и офицерской честью, что всё сказанное перед офицерским судом будет чистой правдой, — сказала Романова.

— Клянусь честью офицера и князя.

— Хорошо. Лейтенант Николай Орлов имеет к вам претензию и утверждает, что вы нанесли ему личное оскорбление в словесной форме. Вы это признаёте?

— Так точно, я назвал лейтенанта Орлова напыщенным балваном или что-то в этом роде. Простите, деталей не помню, — ответил я. — Однако сделал это в ответ на обвинения в трусости. Это произошло после сражения с повелителем тьмы. Мы с лейтенантом Орловым вернулись в палатку, где он упрекнул меня в том, что я убежал с поля боя, якобы бросив прапорщика Бородина в беде. Однако по той же логике он должен был обвинить в этом и себя, и вас, и Его Императорское Величество, что, естественно, было бы глупо и немыслимо. Поэтому я и назвал его болваном. Считаю себя абсолютно правым, поскольку поведение лейтенанта Орлова в тот момент охарактеризовать иначе было невозможно.

— Свидетели были?

— Никак нет. Мы были наедине.

— Я поняла вас. Хотите ещё что-то добавить?

— Никак нет. Это всё, что могу сказать.

— Тогда на этом всё. Ожидайте возле входа. Вас обоих позовут, когда будет принято решение.

Я вышел, но ждать долго не пришлось. Спустя пять минут дежурный гвардеец пригласил нас с лейтенантом обратно в шатёр.

— Господа, мы вас выслушали и пришли к единодушному решению, — объявила Романова. — Вы должны извиниться друг перед другом за взаимные оскорбления. На этом инцидент будет исчерпан.

— Согласен, — ответил я, — но поскольку лейтенант Орлов первым нанёс мне оскорбление, то он и извиниться должен первым.