— Примерно двадцать пять-двадцать восемь недель, то есть, грубо говоря, полгода. Ещё грубее говоря, зачатие произошло в конце августа-начале сентября.
Я сжал кулак — так сильно, что аж ногти впились в ладонь. Если конец августа, то может оказаться и моим, если начало сентября — то нет. Но и не до её бегства — это уже точно. И от этого вдруг стало неожиданно легче, хотя, казалось бы.
— А точнее?
— Точный срок поставить сложно, потому что сама Марина Андреевна явно что-то путает, а диагностика в данном случае может дать лишь приблизительный ответ с допусками.
— Что значит — в данном случае? Проблемы какие-то?
— Не-е-ет! — довольным жестом вскинул Айболит ладони. — Наоборот! Учитывая, что беременность изначально не сопровождалась наблюдением врачей, условия, в которых она протекала, а также ДТП, в котором побывала Марина Андреевна — беременность просто идеальная, как у хорошей деревенской бабы, которая и коня на скаку, и в горящую избу…
Я поморщился, Айболит понимающе кивнул. Он похоже вообще был в курсе всего, что с начала до конца происходило в этой грёбанной избушке.
— Ну а если добавить сюда и низкую фертильность Марины Андреевны, и все случаи самопроизвольных выкидышей за все годы, то…
Я стиснул зубы. Если он продолжит, то медбраток за моей спиной стоит не зря. Ой, не зря! Я не выдержу, сука, я не выдержу… Как можно вот так цинично трясти чужим бельём, рыться в нём, и ещё и…
— …То многоплодную, да ещё и такую ровно протекающую беременность вообще можно считать чудом! Сам-то я не акушер, конечно, но коллеги говорят…
И тут до меня дошло.
— В каком смысле — многоплодную? — Тупой вопрос. Но это единственное, что пришло в голову.
— В прямом. У Марины Андреевны двойня. Один плод девочка, а второй стеснительный, отвернулся.
— Девочка? — глупо переспросил я. — Как девочка? В смысле…
На самом деле вот только сейчас до меня и дошла вся суть. Может, это от того, что я слишком привык, что Марина беременной быть не может, может, слишком резко узнал, что она всё-таки беременная, а может, даже, злился, понимая — не факт, что ребёнок от меня… Но…
Ребёнок… Ошарашенно мотнул головой, не сумев сдержать улыбку. Да не ребёнок, а ребёнки! Два! По спине поползли дурацкие мурашки. И тут же, следом, отрезвляющая правда: я ведь даже не знаю, где нахожусь, почему и что дальше. Нахмурился.
— Вы сказали, что пошли на должностное, дав мне возможность попасть сюда. Что это значит? За меня кто-то попросил? Вероятно, тот же, кто и заранее предупредил, что я прыткий? Кто?
— Я не могу дать вам имя. Поймите, всего этого, — повёл пальцем, обозначая глобально всё вокруг, — для простых граждан нашей страны либо просто не существует, либо существует на уровне слухов и фантазий сценаристов-сериальщиков. Вы никогда не узнаете, где мы сейчас находимся, не узнаете названия учреждения, моей должности, звания и имени. Если только там, — ткнул пальцем в потолок, — не решат, что вы подходите для работы в нештатной нелегальной агентуре. Но они этого скорее всего так не решат, ведь они не знают, что вы здесь. — Улыбаясь виновато пожал плечами. — Ну а я просто не мог отказать в этой маленькой услуге. Пусть сейчас я рискую должностью, но когда-то ваш поручитель рисковал головой, чтобы спасти очень дорогого мне человека. И спас. Долг платежом красен, и я просто возвращаю свой. А уж вы сами решите для себя, кто вам так сильно задолжал и за что, что аж сделал такой подарок, как визит сюда.
Я долго молчал, переваривая, параллельно перебирая варианты, и не мог ничего придумать. Слишком всё неожиданно. Слишком невероятно.
— Ладно, допустим. Значит, этого Густава тоже вы забрали?