— Прости, — бормочет он. — Ударился голенью о твое кресло.

Мокрый насквозь, он раздевается до носков и трусов. Потом бережно начинает раздевать меня. Снимает мокрые перчатки и пляжное полотенце, свитер и даже ночную рубашку, потому что она пропиталась потом. На левой ноге под коленкой у меня большой незаживающий гнойник. Он меняет повязку. В эти минуты его трусы находятся прямо у меня под носом. Выцветшие синие трусы, которые я стирала сотни раз. На них оторвана пуговица, которую надо бы пришить, но не сейчас.

— Знаешь, до приезда Моники осталось меньше часа, — говорит он.

Я не отвечаю. Я смотрю в пространство, думая — да простит меня Бог — о пенисе моего мужа. Вне сомнения, этот его орган играл важную роль в моей жизни, которая теперь уже совсем скоро закончится. Это единственный пенис, который когда-либо был во мне. Который подарил мне моих бесценных детей. И все же я плохо его представляю. Я не из тех женщин, мой муж не из тех мужчин. Мы занимались сексом — нормальным хорошим сексом — по ночам, с выключенным светом. Но в ванной вместе мы никогда не торчали: один чистит зубы, другой справляет нужду. У нас так не было принято. Еще чего.

Мой взгляд меняет направление, рука сама по себе тянется к трусам моего мужа, оттягивая ширинку в том месте, где оторвана пуговица. Я заглядываю внутрь и вижу маленький сморщенный стручок волосатой плоти. С минуту мой муж никак не реагирует. Продолжает обрабатывать гнойник — накладывает мазь, присыпает порошком. Однако дыхание у него становится прерывистым, стручок в трусах начинает выпрямляться. Я закрываю глаза.

Мгновением позже я разжимаю веки, но лишь чуть-чуть. Так я могу наблюдать за действиями моего мужа. Если я полностью открою глаза и мы встретимся взглядами, чары рассеются. Наложив повязку, он поворачивается и целует меня в губы. По-настоящему. Пальцами бороздит сквозь пучки тонких коротких волос на моей голове. Я продолжаю наблюдать за ним сквозь приоткрытые щелочки. Легкими поцелуями он осыпает мою шею, каждую грудь. То, что от них осталось. Груди сдулись, словно воздушные шарики, в результате облучения или химиотерапии, а может, вообще из-за болезни. Муж трижды целует каждый мой сосок. На мгновение отстраняется от меня, спускает свои синие трусы. Пенис у него не такой большой, как я представляла, но, вероятно, достаточно большой.

Он залезает на кровать. Осторожно раздвигает мои ноги, устраивается между ними. Носки он, очевидно, снимать не собирается, делаю вывод я.