— Она до вечера будет в Равнхове.
Рамойя промолчала, и он продолжил:
— Поговорю с ней, когда она вернётся.
Она помотала головой:
— Ример Ан-Эльдерин, единственный внук Илюме, рождённый и выросший в Эйсвальдре, — и ты отказываешься от своего места в Совете?
— Я ни от чего не отказываюсь, — он знал, что это прозвучало неуверенно. Подобное решение можно было объяснить только отказом. Но правда ещё хуже.
— Значит, такой участи ты хочешь? — В голосе Рамойи прозвучало правомерное сомнение. Она положила руки на стол и подалась вперёд. Браслеты у неё на руках зазвенели.
— Я буду служить им, — услышал он собственный голос.
Рамойя откинулась на спинку стула.
— Да, нет никаких сомнений в том, что у телохранителей множество важных задач.
Это правда, но Ример не расслышал утешения в её голосе. Он попробовал на вкус собственную ложь. Она была совсем свежей. Рамойя считала его слабым сыном сильной семьи. Бабушка — предателем. Настоящие причины, по которым он избрал такой путь, были известны лишь Совету, и он никому не мог рассказать о них.
— Авгуры Маннфаллы уже протестуют, ты знаешь об этом? — спросила она.
— Очи Всевидящего всегда протестуют. Это пройдёт. В следующем месяце они обо всём забудут.
— Забудут? Впервые в истории Совета и семьи Ан-Эльдерин её представитель не займёт своё место в Совете! Ример Ан-Эльдерин, ребёнок, которому Всевидящий позволил жить! Мальчик, у которого имелись собственные Чертоги Всевидящего ещё до рождения!
От её слов уголок его рта начал подёргиваться. Ример подавил в себе примитивное желание оскалиться. Сейчас ему было труднее, чем обычно. Возможно, потому, что скоро всё закончится. Ему больше никогда не придётся соответствовать мифу о самом себе. Оставалось только выяснить отношения с Илюме.
Рамойя по-прежнему пыталась отыскать ответ в его глазах. Он позволил ей вести поиски, всё равно ответа ей не найти.
— Ты принёс Присягу, Ример?
Он кивнул и заметил мимолётную тень боли на её лице. Значит, она думала, он может изменить своё решение. Значит, и она тоже так думала.
— Ты считаешь, я предаю память своей матери, — сказал он.
— Нет, нет!