Разговор принял шутливый тон и я понял, что напряжение сменилось относительным спокойствием, так как родные поняли, что несмотря на наступившие сложные времена, у нас все хорошо.

— Алеша, — произнесла мать, вы как с ночевкой или нет, а то ведь комендантский час скоро?

— С ночевкой, а мы все-то уместимся, а то смотрите, у нас пропуска, мы с Ирой можем в любое время передвигаться по Москве?

— Уместимся, в тесноте, не в обиде. Да и потом, когда еще мы вас увидим-то?

Я сразу понял намек матери, и потому ответил, чтобы её и остальных успокоить:

— Не волнуйтесь, теперь чаще будете видеть.

— Ну и то хорошо. Тогда к столу.

Вскоре мы сидели за столом. Разговоры в основном были о том, какие новости произошли за время нашего отсутствия, в основном это касалось родственников, друзей и знакомых. Только в самом конце ужина, когда пили чай, а Ирина уединилась с матерью в моей комнате, а мать отнесла посуду на кухню и стала её мыть, отец спросил:

— Ладно Алексей, это все разговоры для женского уха, ты нам лучше скажи, чего дальше ждать?

— В каком смысле?

— Ты не юли, мы с твоим тестем люди рабочие, понимаем, что дела такие начинаются, что страшно становится. Жили себе не тужили можно сказать, и на тебе, чрезвычайное положение. А дальше что, опять тридцать седьмой или как? Я ведь так понимаю, что грядут перемены, но какие?

— Там где мы работаем, больше спрашивают, чем говорят, а ты батя столько сразу спросил, что мало не покажется.

— Ты сын, не крути. Говори прямо.

— А чего говорить. Чего вы так вдруг перепугались. Ну ввели чрезвычайное положение, так ведь не навсегда, а на время. И понятно. Страной руководило Политбюро, от него осталось пять человек, это что не повод для паники? Повод, так вот чтобы паники не было и введено чрезвычайное положение. Необходимо время, чтобы принять меры для стабилизации. Страшнее всего, когда начнется хаос. А что касается тридцать седьмого, то это ты батя хватил. Не пойму с чего только.

— Тридцать седьмой тоже просто так с ничего не начался, сначала Кирова шлепнули, потом еще нескольких, а потом пошло поехало, всех подряд без разбору.

— Что было, то прошло, возврата нет, и потом, на дворе последняя четверть двадцатого века.

— А разве это имеет значение? Важно не время, а обстановка, а она пугает.

— И напрасно. Придут новые люди, принесут новые идеи, начнется возрождение. Вам что нравится жить в этом болоте?

— Ты это брось, — произнес молчавший до этого Анатолий Сергеевич, — за такие слова тебя первым могут упечь куда подальше.

— Да вы что, правда считаете, что могут наступить тяжелые времена? — с удивлением произнес я.