Он бросил трубку. Ребенок, напуганный его резким тоном, закривил губы.

– Только заголоси, удавлю, – ласково прошептал ему Цыбин и подумал, как стремительно падает самоконтроль. До самолета оставалось семнадцать часов двадцать пять минут. Он прошел на кухню и начал методично и аккуратно резать овощи для салата. Сквозило. Оконные стекла жалобно содрогались под ударами ветра.

Антон и Андронов уже пять минут не могли разобраться с окнами.

– Вот эти.

– Нет, крайнее – это соседняя квартира.

– Какая, к черту, соседняя! Это кухня…

– Кухни все на торец выходят!

Знакомая фигура в шляпе прочавкала к ним по грязи.

– Готовы?

– Определиться не можем.

– Андронов! Ты оборзел?! Не можешь в пяти окнах определиться – паси все. Пошли, Антон.

Дождь лил как из шланга. Ноги скользили по грязи. Темнота разбавлялась лишь теплыми прямоугольниками окон. Ближайший фонарь конвульсивно дергался на ветру метрах в пятидесяти над проезжей частью. На лестнице тлела одинокая тусклая лампочка. В полумраке Антон разглядел размытые фигуры Гималаева и Полянского, застывшие у двери на втором этаже. Под ногой Максакова нервно скрипнула деревянная ступенька. Он вздрогнул и замер на мгновение. Было слышно, как бухает над головами прохудившаяся кровля. Гималаев оторвался от двери и кивнул им. Максаков наклонился к уху Антона.

– Пистолетик не хочешь достать?

Антон извлек «макаров» и встал рядом с Гималаевым, справа от двери. Голова ныла. Под языком стало сухо-сухо. Колени стали мягкими и податливыми. По спине побежали колючие булавочки. В подвале недовольно мяукнула кошка. Максаков еще раз обвел всех взглядом, по-ковбойски поправил шляпу стволом пистолета и нажал кнопку звонка.

Цыбин почувствовал неладное, сервируя стол. Холодная змейка проскользнула глубоко в груди. Заныла нога. Он отставил миску с салатом и осторожно подошел к окну. Кромешная тьма, дождь, мечущиеся деревья. Тревога на отпускала. Он привык доверять интуиции. В комнате придурошный ребенок продолжал ковыряться с игрушками. Тихо наигрывал Пако де Люсия. Цыбин вышел в прихожую и прислушался. Музыка мешала, но он не торопился ее выключать. Внизу скрипнула ступенька. Кто-то за дверью прерывисто вздохнул. Цыбин бесшумно выпрямился и вытер со лба пот. За дверью ждали. Если менты, то позвонят. Не открывать нет смысла: свет, музыка. Сколько их может быть? Он дотянулся до вешалки и достал из ящика «альбацесту» – раскладной испанский нож. В конце концов у него есть отличный заложник, и можно… Колоколом ударил по барабанным перепонкам дверной звонок. Он решил не спрашивать, кто, и, сместившись от дверного проема, отомкнул «собачку» замка.

Дверь отворилась без слов. Щелкнул замок, и появилась тоненькая щель.

– Милиция! – Максаков изо всех сил врезался в филенку плечом. Антон проскользнул мимо него и, не оборачиваясь, кинулся влево, чувствуя спиной, как разбегаются по комнатам Полянский и Гималаев. Кухня. Ошалевшая бабка с куском колбасы во рту. Ванная? Никого. Сортир? Тоже. Он вернулся в прихожую. На полу сидел мелко трясущийся мужик в «динамовском» спортивном костюме. Стоя перед ним, Максаков листал потрепанный паспорт. Лицо у него было хмурое. Где-то в глубине комнат захныкал ребенок. Появился Полянский и отрицательно покачал головой. Вслед за ним выскочила полная тетка в футболке и трениках.

– Кто ваше начальство? Я этого так не оставлю! Где это позволено ночью к людям вламываться да детей пугать. Я вам обещаю…

За ее спиной показалась такая же полная девица с заспанным лицом. Антон взял из рук Максакова паспорт и наклонился к «динамовцу».

– Евгений Сергеевич, вы Цыбина знаете? Он здесь прописан?