Шувалов заметно дрожал, его глаза угрожающе расширились и приобрели безумное выражение. Хотя Савельев был не робкого десятка, ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы признаться:

— Оно вам известно. Ребенок мой.

— Что-о? — протянул граф и тотчас отпрянул от Савельева, как от прокаженного. — Вы в своем уме, господин полицмейстер?

— Я обвенчался с Еленой Мещерской в марте сего года в деревне Савельевка Костромской губернии, и у местного священника об этом имеется запись в приходской книге, — сухо объяснил Дмитрий.

— Но как Елена могла так поступить?! — Евгений обхватил голову руками и раскачивался из стороны в сторону.

— Она была в отчаянии, — вздохнул Дмитрий, — а я обманул ее, пообещав разобраться с вероломным дядюшкой и вернуть ей родительское наследство…

Савельев во всем признался, как на исповеди. Рассказал о своей неудаче с купеческой дочкой, о том, как поклялся отомстить первой встречной женщине, о том, как на грех, этой несчастной оказалась Елена. Не утаил он от Шувалова ни потешной свадьбы, ни своего окончательного разорения, ни мучительного прозрения в маленькой семейной часовенке, когда отец Георгий открыл глаза беспутному пропойце.

— Я слишком поздно раскаялся в содеянном, — заключил Савельев. — Когда Елена окажется на свободе, я брошусь ей в ноги, буду молить о прощении до тех пор, пока она не смилуется…

— О каком прощении вы изволите заикаться, сударь? — с перекошенным от гнева лицом произнес Евгений. Слушая рассказ Савельева, он то краснел, то бледнел, ломая пальцы и кусая губы. Больше он не мог сдерживаться. — Вы надругались над моей невестой! Вам нет, не может быть прощения! — Евгений вскочил и, вложив в свои слова все доступное ему презрение, процедил: — Я бы вызвал вас на дуэль, но, думаю, ваш чин не позволит нам драться на равных…

— Значит, дуэль с полицмейстером может нанести ущерб вашей чести?! — Дмитрий встал из-за стола и подошел к нему вплотную. — По-вашему, я уж больше не офицер?!

— Вы позорите русское офицерство! — отчеканил граф.

— Вот как… — задохнулся Савельев. — Ну так знайте, сударь, мы с вами будем драться, или же я решу, что вы попросту трусите! Пришлите ко мне своих секундантов.

— К черту секундантов! — закричал взбешенный Шувалов. — Я желаю получить сатисфакцию прямо здесь, немедленно!

Дмитрий осмотрелся и резонно заметил:

— Мой кабинет слишком мал для этого…

— Кто из нас трусит? — усмехнулся Евгений.

У Савельева можно было отыскать сотню недостатков и грехов, но никто и никогда не мог упрекнуть его в трусости. Секунду подумав, он предложил:

— Поднимемся на крышу!

Он знал, что здание управы, выстроенное в прошлом веке для казармы, имело совершенно плоскую крышу, на которой прежде выставлялся караул. Если бы не ряд печных труб и не дождь, становившийся все сильнее, крыша была бы идеальным полем битвы для двух разъяренных молодых людей. Едва ступив на нее, оба скинули верхнюю одежду, выхватили шпаги и без лишних слов приступили к делу.

Шувалов первым бросился в атаку. Его намерения были прозрачны и просты. Он решил нанести смертельную рану обидчику Елены, своему врагу. Бывший гусар предпочитал обороняться, предпринимая лишь самые необходимые меры для собственной защиты, словно решил вымотать противника. У него были сильные сомнения насчет того, чем должен кончиться поединок. «Если я его убью, Елена никогда мне этого не простит! А если в последний миг пощажу, то, может быть… Может быть…»