Он болезненно поморщился, вспомнив день, когда Том ушел. Ему самому было уже восемнадцать, но его шестнадцатилетний брат первым покинул родительский кров. Джейкоб тогда едва обратил на это внимание. Угловатая фигура Тома со свисающими на глаза черными крашеными волосами появилась у него на пороге. На плече – большая спортивная сумка, в руках какие-то пакеты. Брат стоял и ждал, сгибаясь под тяжестью вещей.
– Ты все? – спросил Джейкоб, поднимая на него глаза. – Ага.
– Куда направляешься?
– В Нью-Кросс.
– Ясно.
Лишь позже, вечером, зайдя на кухню, он осознал, что Том уехал насовсем. Когда увидел, как заплаканная Сью ест холодный вишневый пирог прямо с фольги и проливает вино на их детские фотографии.
О том, каким был его брат-подросток вплоть до того дня, Джейкоб сохранил лишь самые скудные воспоминания. Крошки от тостов по утрам на кухне; депрессивная музыка, доносившаяся из соседней спальни; звук захлопнутой двери. Неясная тень обернулась одиноким волком и, крадучись, ушла прочь.
Через несколько лет Джейкоб попытался восстановить сожженные мосты. Он написал Тому СМС, в котором настойчиво просил быть свидетелем на свадьбе. Брат неожиданно согласился, поставив лишь одно условие: ему не нужно будет произносить речь.
Мальчишник он устроил в своем родном Эденбридже. Никакого размаха – несколько приятелей из университета и с работы. До поздней ночи все глушили пиво, потом стали потихоньку расходиться. Нетвердо стоя на ногах в углу у барной стойки, Джейкоб требовал от брата ответить «честно и откровенно», что происходит и в чем он виноват.
– Я тебя ни в чем не виню, – ответил тот, отводя глаза.
– Но ты мне никогда не пишешь, братишка! – воскликнул Джейкоб, отчаявшись поймать его взгляд. – Не понимаю, что я сделал не так.
– Ничего. Посмотри на себя – ты все сделал как надо.
– А ты откуда знаешь? – спросил он, неожиданно для себя повысив голос. – Тебе там не видно, что я тут делаю и чего не делаю. – Возя ногой по липкому полу, он «уезжал» вперед и подтягивался обратно, держась за идущий вокруг барной стойки поручень. – Я скучаю! – произнести такое было неловко, даже накачавшись пивом под завязку.
Том молчал.
– Тебе лучше без меня, – произнес он после долгой паузы. Слова звучали невнятно, словно им было тесно во рту.
Джейкоб сдался и ретировался из бара к соседней палатке с кебабами. В поисках такси братья прошли всю Мейн-стрит туда и обратно, не обменявшись больше ни единым словом. Потом позвонили матери. До Ройал-авеню они ехали в полном молчании, сжимая в руках свертки с остывшей едой.
Ночью, лежа в своей детской кровати, Джейкоб глядел в темноту и боролся с тошнотой под доносящийся из спальни Тома раскатистый храп. Он услышал, как брат идет в туалет, а потом, вернувшись, со скрипами и вздохами снова пытается устроиться на узкой кровати. Закрыв глаза, он начал придумывать, что сказать утром, чтобы все исправить. В итоге ничего так и не было сказано.
– Как приятно, что вы оба здесь! – Потянувшись через стол, Сью накрыла ладонью его руку, чем немало его удивила.
Фиона отпила большой глоток виноградного напитка, призванного заменить вино.
– Мне бы так хотелось видеть вас чаще! – продолжала Сью. Кончик носа выдавал ее: за обедом Сью успела выпить.