Извинительные письма пошли в другой боковой карман. Можно было потихоньку двигаться. В буфете за завтраком она под неумолчный гул голосов выпила несколько чашек мятного чая и поклевала тост с джемом. Несколько человек подошли, чтобы обняться.

Несколько объятий на прощание – и вот она уже загружает сумку в такси и просит отвезти ее в больницу Танбридж-Уэллса. Машину вызвали на ресепшен; водители здесь знают, что вопросов задавать не надо. Интересно, подумала Алекс, сколько «выпускников» не удерживаются и выкладывают им свою подноготную безо всяких вопросов – рефлекс, выработанный неделями групповой терапии?

Мэтт ждал ее в кафе, баюкая в руках чашку с землистосерым кофе. Перед ним на столике лежала ее статья. Когда она вошла, он встал и сделал шаг ей навстречу. В первые мгновения она просто стояла и смотрела на него и ждала, пока успокоится сердце. Мэтт тоже смотрел; оглядев ее с ног до головы, он решительно сказал:

– Ты отлично выглядишь.

– Ты тоже.

Как всегда, подумала она.

– Как прошло лечение? – спросил он, когда они коротко и небрежно обнялись.

– Ну, ты знаешь. – Она пожала плечами; вряд ли ему это интересно.

– Но я ведь на самом деле не знаю. – Тон у него было извиняющийся.

– Ну, это работает. Помогает. Мне не хотелось бы углубляться.

– Ну да, конечно, извини. Это просто фантастика! – воскликнул он, указывая на газету.

– Без моего источника в полиции ничего бы не вышло, – улыбнулась она.

Статья на два разворота вышла, пока Алекс была на лечении, и она ее еще не видела. Сверху жирным шрифтом набрано ее имя. Под ним – маленькая фотография, взятая с какого-то пропуска. В центре первого разворота Эми обнимает за плечи Бекки и Дженни, и все трое безудержно хохочут.

На второй странице – Саймон крупным планом. Еще не такой тощий и жилистый и без седины. Красив до умопомрачения. Но когда она впервые увидела его вживую, то поразилась: худой как скелет и взгляд затравленный. В суд он явился с подбитым глазом и опухшим носом, и его даже стало почти жалко.

Экстрадиция Саймона заняла не одну неделю. Его разыскивали в нескольких странах по обвинению в изнасилованиях и похищениях. Он называл себя Грэхем Барнс. Первое имя отца и девичья фамилия матери. Не очень-то изобретательно – однако псевдоним прекрасно проработал пятнадцать лет.

Свидетелями обвинения выступали Том и Каролина. К сожалению, школьную сумку Эми так и не нашли, а машину Саймона уже давно сдали на металлолом.

Все было очень шатко, и неизвестно, признали ли бы его виновным, если бы не главный свидетель.

Эми.

Учитывая тот факт, что во время предыдущей «игры в теннис» Эми сильно перенервничала, судья и медики сошлись на следующем: ей зададут только десять вопросов, и при первых признаках тревоги все тут же прекратят; защита и обвинение должны заранее подготовить по пять вопросов и представить их на согласование.

На экранах появилось изображение, и в зале суда повисла мертвая тишина. На заднем плане Эми лежала на спине в капсуле магнитно-резонансного томографа; прямо перед камерами за пультом управления с сосредоточенным видом сидели Питер Хейнс с помощниками. Мониторы вверху показывали, что никакие зоны мозга пока не активны.