МНЕ НУЖНО ЭТО СДЕЛАТЬ.

Как и в Тот Самый День.

В последнее время он практически не появляется в школе. Может, из-за того, что его допрашивают в полиции, но я не уверена, поскольку он ни с кем это не обсуждает. В любом случае он и до этого не особо ходил на уроки. Почему же он мне так нравился? Нравился ли мне он сам, или же все дело было в Табби?

Я могу назвать вещи, которые мне нравятся в Далласе. Мне нравится его улыбка и то, как мое имя превращается в нечто драгоценное, когда он его произносит. Мне нравятся его уверенные ладони, лежащие у меня на спине. Бэк был просто мальчишкой – тем, с кем я большую часть жизни ходила в школу. Просто мальчишкой, который всегда попадал в неприятности. Его ладони вечно были грязными из-за игр на улице, а то, что вылетало из его рта, ввергало окружающих в шок. Бэк был всего лишь мальчишкой, пока одна девчонка вдруг не решила, что он не так прост, а затем я тоже увидела его в другом свете.

Наверное, Бэк во многом похож на Табби. Он умный, расчетливый, ему легко надоесть. Табби могла спать с ним, пока была с Марком. Мне нужно это выяснить наверняка, поэтому сегодня я поставлю вопрос ребром.

Я беру машину своей мамы и после школы еду в лес. Бэк сидит на стволе поваленного дерева рядом с южным входом. Под моими ногами громко шуршат листья, и Бэк оборачивается на шум. На нем сегодня не кожаная куртка, а безразмерная толстовка с капюшоном.

– Следишь за мной?

– И тебе здравствуй. Не слежу. Это общественное место. Здесь кто угодно может гулять.

– Не похоже, что ты оделась для прогулки. – Он наклоняется вперед, и его взгляд медленно, словно улитка, скользит вверх по моему телу, оставляя за собой горячий след. На мне короткие шорты и кроп-топ. Табби нет рядом, поэтому в некоторых моментах я придерживаюсь ее стиля. Больше обнаженной кожи. Макияж поярче. Я даже не совсем понимаю, с какой целью я это делаю. Может, для того, чтобы Бэк смотрел на меня так, как смотрит сейчас. Мы остались наедине, без Табби. Я могу дотронуться до него. Я даже могу его поцеловать и посмотреть, как он на это отреагирует.

Не знаю, что именно останавливает меня: страх быть отвергнутой или боязнь предать Табби.

– Что у тебя спрашивает полиция? – вырывается у меня. – Они думают, что ты причастен? Ты причастен?

– Спрашивают всякую ерунду. – Он вынимает сигарету. – Все то же, что и у остальных. Не знаю, что они думают, но мне не очень интересно. К тому же все мы определенным образом причастны к этому делу, разве нет?

Он знает. Он знает, что я сделала и что он впутан во все это из-за меня. У меня пересыхает во рту.

– Наверное, так и есть. Но они нашли отпечаток твоего ботинка. Ты был там той ночью.

Бэк вворачивает пятку ботинка в землю.

– Меня там не было. У многих людей такая же обувь, как у меня. Они хотят, чтобы я там был, потому что так проще. Они не хотят думать, что она была способна провернуть все в одиночку.

– Думаешь, она его убила?

Я не позволяла себе даже думать об этом, потому что если я признаю существование этой беспросветно-темной части души Табби, то мне придется признать, что и во мне существует такая же тьма.

– Нет, – отвечает Бэк, – не думаю. Но если это была она, то ей не понадобилась бы ничья помощь. Мы с тобой знаем Табби. У этой девчонки нет привычки полагаться на других.

Мы оба умолкаем, наверное, думая о том, насколько близко Табби все-таки подпустила нас к себе и насколько честными мы с ней были. Наши с Табби желания обычно совпадали, но, может быть, лишь потому, что я начинала хотеть что-то лишь после того, как в этом проявлял интерес кто-то другой.