Мухи замельтешили над головой Маклина. Хороший у меня сегодня обед, подумал Маклин. Это поддержит жизнь и, пока он разжевывал лепешку, Солдат-Тень сказал:

— Правильно делаешь, Джимбо. Разжуй каждый кусочек до последней крошки.

— Счастливо оставаться, — сказал Чарли, и металлическую крышку вновь задвинули на место, отрезав солнечный свет.

— Дисциплина и контроль, — Солдат-Тень подполз к нему ближе. — Это делает человека мужчиной.

— Да, сэр, — ответил Маклин, и Солдат-Тень смотрел на него глазами, горящими, как напалм в ночи.

— Полковник!

Далекий голос звал его. Трудно было уловить его, потому что боль в суставах и костях разливалась по телу. На нем лежало что-то очень тяжелое, почти ломая его позвоночник. Мешок картошки, подумал он. Нет, не то. Что-то тяжелее.

— Полковник Маклин, — настаивал голос.

Пошел к черту, подумал он. Пожалуйста, уйдите. Он попытался поднять правую руку, чтобы отогнать мух с лица, но когда сделал это, сильная оглушающая боль прошла по руке и плечу, и он застонал, когда она оторвалась в позвоночнике.

— Полковник! Это Тэдд Уорнер! Вы меня слышите? Уорнер. «Медвежонок» Уорнер.

— Да, — проговорил Маклин.

Боль как ножом ударила его под ребра. Он знал, что сказал недостаточно громко, поэтому попробовал еще. — Да, я слышу.

— Слава Богу! У меня есть фонарь, полковник! — Луч света попал Маклину на веки, и он попытался открыть глаза.

Луч фонаря пробивался с высоты около десяти футов над головой Маклина. Каменная пыль и дым все еще были густыми, но Маклин смог разобрать, что лежит он на дне ямы. Медленно повернув голову, от чего боль чуть не бросила его обратно в беспамятство, он увидел, что дыра над ним была недостаточно широкой, чтобы через нее мог пролезть человек. Как он мог быть втиснут в такое пространство — он не знал. Ноги Маклина были тесно поджаты под него, спина его скрючилась под весом не мешка с картошкой, а человеческого тела. Мертвого человека, кого, Маклин не мог сказать. Над ним в яме были смятые кабели и переломанные трубы. Он постарался высвободить из-под страшного веса свои ноги, но безумная боль снова пронзила его правую руку. Он вывернул голову в противоположную сторону, и при слабом свете фонарика сверху увидел то, что стало отныне его главной неприятностью.

Его правая рука уходила в трещину в стене. Трещина была шириной в дюйм, а на скале блестели струйки крови.

Моя рука, тупо подумал он. Воспоминание об оторвавшихся пальцах Беккера пришло ему в голову. Он решил, что рука могла попасть в щель, когда он падал вниз, а потом скала переместилась снова…

Он не чувствовал ничего, кроме терзающей боли в запястье, как от затянутого наручника. Кисть и пальцы омертвели. Придется научиться быть левшой, подумал он. И вдруг по его сознанию ударило — мой палец для спускового крючка пропал.

— Наверху со мной капрал Прадо, полковник! — крикнул вниз Уорнер. — У него сломана нога, но он в порядке. У других состояние хуже, многие мертвы.

— А как ваше? — спросил Маклин.

— Спину мне чертовски крутит. — Голос Уорнера звучал так, будто ему было трудно дышать. — Чувствую себя так, будто разваливаюсь на части и суставы не держат меня. Плюю кровью.