Теперь дело за рунами.

Я вспомнила Ольфа, его открытое лицо с веснушками, почти невидимыми под сильным загаром, и светло–карими глазами, его русые волосами, отросшие в непослушные вихры. Если бы Реника догадалась принести хоть одну вещь, принадлежащую Волку, оказалось бы легче, но я могла справиться и так. Теперь пришел черед руны. Я начертила ее своей кровью прямо на дощатом полу — нож пришлось позаимствовать у одного из спящих. Теперь следовало выждать еще немного — и…

Караван казался пустым, но, если присмотреться, здесь и там были видны человеческие фигуры, прикорнувшие прямо на земле. Недалеко от моей временной тюрьмы, у походного костра, уже умирающего без пищи, лежал ги-Тесах, рядом — Ферана и еще несколько молодых Волков. У самой повозки, из которой я только что вышла, спало еще двое стражников.

Я огляделась по сторонам. Сейчас я вновь могла видеть в темноте. Где же Ольф? Если я правильно поняла послание Реники… Да, я поняла ее правильно. Ольф ждал меня, рядом — оседланные лошади.

— Зачем нам четыре?

Волк недоуменно моргнул. Да, точно — мне, только что чудом спасенной от неминуемой смерти, полагалось сказать что–то другое. Или сделать. Я не знала. Единственным, что вело меня вперед, был клубок нервной энергии, напитанный Силой.

— Запасные, — после короткой паузы ответил он. Я кивнула. Попыталась взяться за поводья ближайшей лошади и с удивлением увидела, как те выскользнули из руки. Странно. Я перевела взгляд на свои пальцы — они дрожали. Сильно.

— Риэль, тебя всю трясет, — тревожно сказал Ольф. — Тебе холодно?

Я покачала головой. Нет, мне было ничуть не холодно, вот только дрожь все усиливалась:

— Н–наверн–ное, м-магический от–ткат, — я только слышала про подобное, но никогда не испытывала. Стиснула зубы, чтобы они перестали стучать.

— Когда остальные очнуться? — Ольф с тревогой окинул взглядом спящий лагерь.

— Ч-через т-три ч-часа, — я сделала глубокий вздох. — Ос–ставь пред–дупреждение, чт–тобы ср–разу уход–дили.

Светлые брови Ольфа сошлись над переносицей, но он, не переспрашивая, лишь согласно кивнул. Сделает. Мне уже было все равно, как именно — дрожь уменьшилась, волной накатила слабость. Я прислонилась к теплому боку лошади, изо всех сил пытаясь не соскользнуть в темный омут сна. Как не вовремя. Мне следовало быть сильной, следовало выжить и вернуться. Ради Мервина. Ради ребенка. Ради себя самой. И ради того выбора, о котором говорил Хранитель Лабиринта.

Я повторяла это себе снова и снова, и темный провал в сознании постепенно отодвинулся. Почувствовав осторожное прикосновение к плечу, открыла глаза.

— Нужно ехать, — сказал Ольф. — Я оставил предупреждение и выпустил в поле остальных лошадей, чтобы отсрочить погоню. Но времени у нас не так уж много.

…Хорошо встречать рассвет в степи, наблюдая, как солнце красит небо акварелью волшебной красоты. Хорошо мчаться в рассвет, наслаждаясь пряными ароматами трав и свежестью ветра. Особенно хорошо, когда знаешь — этот рассвет мог стать последним в твоей жизни.

Должен был стать — последним.

Глава 3

Прошло два часа с нашего побега? Или уже три? Я не знала, не могла сказать — внутреннее чувство времени словно заснуло. То мне начинало казаться, будто караван мы покинули пару минут назад, то — что мчимся вот так уже целую вечность и рассвет никогда не закончится. Дрожь прошла, слабость тоже отступила, осталось только это странное чувство нереальности и безвременья.

Ольф молчал, и это было хорошо. Часть меня была благодарна ему за молчание, часть, которая понимала и пыталась контролировать то, что происходит. Говорить я не могла. Чтобы говорить, следовало включить сознание, но оно куда–то спряталось, оставив только тело, способное на простейшие действия и реакции. Не навсегда, нет. Та часть, что понимала, была уверена: скоро все восстановится.