– Думный дворянин Хвостин!

– Ну слава те, Господи, а я-то уж думал…

– И сказывал, боярин тоже обидеть не должен.

– Если службу будешь нести справно! – Иван улыбался, а в глазах вспыхнул холод.

– Службу?! А как же! – истово перекрестился рыжий. – Если в цене сошлись – как же можно службишку не исполнить?

– Видели мы, как ты исполняешь, – хохотнул Лукьян. – Лихо на торжище бегал!

– А! – Парень, казалось, ничуть не удивился и не испугался – впрочем, подобных нахалов, скорее всего, вряд ли чем можно было бы удивить и уж, тем более, испугать. – Здорово вышло, да? С Акакием, купчиной толстобрюхим, мы от Ельца до Переяславля за четыре деньги сговаривались да его харчи. А заплатил, гад, одну еле-еле, да и харчи всю дорогу такие были, что ноги протянешь! Вот я и выпотрошил его казну немножко. – Рыжий мечтательно улыбнулся. – Четыре деньги себе взял, часть – нищим, а оставшиеся – в корчму снес, вечером наказал пир для наших устроить – им ведь Акакий тоже недоплачивает.

– Для ваших – это для кого? – дотошно уточнил Лукьян, а Раничев лишь усмехнулся – он-то уж давно догадался, для каких «наших». И в своих предположениях не ошибся.

– Да для приказчиков, для кого ж еще-то? – Рыжий почесал нос. – Нешто думаете, если б я взаправду чего украл, так не догнали бы? Этакие-то здоровенные парни!

– Молодец! – уважительно молвил Иван и прищурился. – Только так ли все было?

– Вот те крест! Так берешь на службишку?

– А звать-то тебя как?

– Осипом. Осип Рваное Ухо кличут, эвон. – Парень откинул с левого уха рыжую прядь. – Вишь, серьга когда-то была, выдрали.

Присмотревшись, Раничев увидел рваный бордовый шрам. Хорошо кто-то постарался – едва пол-уха не оторвал!

– И кто ж это так постарался?

Осип шмыгнул носом, вздохнул:

– Нашелся один гад. Теперь вот в правом ухе серьги ношу, левое-то боюсь трогать.

Иван оглянулся и, подозвав Глеба, негромко приказал:

– Проверь.

Кивнув, писец подошел к рыжему и быстро заговорил по-немецки. Осип, похоже, понимал, кивал, отвечал, сначала – односложно, междометиями, затем все подробнее.