Книги

Последний старец

22
18
20
22
24
26
28
30

и об одежде Моей меташа жребий» — предстоял лесному престолу как Господню, ему помогали все молящиеся.

«Тело Христово примите,

источника бессмертного вкусите», –

пел хор заключенных на лесной поляне… Как молились все, как плакали — не от горя, а от радости молитвенной…

При последнем богослужении (что-то случилось в лагпункте, кого-то куда-то переводили) молния ударила в пень, служивший престолом, чтобы не сквернили его потом. Он исчез, а на его месте появилась воронка, полная чистой прозрачной воды. Охранник, видевший всё своими глазами, побелел от страха, говорит: «Ну, вы все здесь святые!»

Были случаи, когда вместе с заключенными причащались в лесу и некоторые из охранников-стрелков.

Шла Великая Отечественная война, начавшаяся в воскресенье 22 июня 1941 года — в День Всех Святых, в земле Российской просиявших, и помешавшая осуществиться государственному плану «безбожной пятилетки», по которому в России не должно было остаться ни одной церкви. Что помогло России выстоять и сохранить православную веру — разве не молитвы и праведная кровь миллионов заключенных — лучших христиан России?

Высокие сосны, трава на поляне, престол херувимский, небо… Причастная зековская чаша с соком из лесных ягод:

«…Верую, Господи, что сие есть самое пречистое Тело Твое и сия есть честная Кровь Твоя… иже за ны и за многих проливаемая во оставление греков…»

В середине войны, году в 1943-м, открыли храм в селе Рудниках, находившемся в 15-ти верстах от лагпункта № 3 Вятских трудовых лагерей, где отбывал срок о. Павел. Настоятелем вновь открывшегося храма в Рудниках был назначен бывший лагерник, «из своих», священник Анатолий Комков. Это был протоиерей из Бобруйска, тянувший лагерную лямку вместе с о. Павлом — только во второй части, он работал учетчиком. Статья у него была такая же, как у Павла Груздева — 58–10–11, т. е. пункт 10 — антисоветская агитация и пропаганда и пункт 11 — организация, заговор у них какой-то значился.

И почему-то освободили о. Анатолия Комкова досрочно, кажется, по ходатайству, еще в 1942-м или 1943-м году. Кировской епархией тогда правил владыка Вениамин — до того была Вятская епархия. Протоиерей Анатолий Комков, освободившись досрочно, приехал к нему, и владыка Вениамин благословил его служить в селе Рудники и дал антиминс для храма.

«На ту пору отбывала с нами срок наказания одна игуменья, — вспоминал отец Павел. — Не помню, правда, какого монастыря, но звали ее мать Нина, и с нею — послушница ее, мать Евдокия. Их верст за семь, за восемь от лагеря наше начальство в лес поселило на зеленой поляне. Дали им при этом восемь-десять коров: «Вот, живите, старицы, тута, и не тужите!» Пропуск им дали на свободный вход и выход… словом, живите в лесу, никто не тронет!

— А волки?

— Волки? А с волками решайте сами, как хотите. Хотите — гоните, хотите — приютите.

Ладно, живут старицы в лесу, пасут коров и молоко доят. Как-то мне игуменья Нина и говорит:

— Павлуша! Церковь в Рудниках открыли, отец протоиерей Анатолий Комков служит — не наш ли протоиерей из второй части-то? Если наш, братию бы-то в церкви причастить, ведь не в лесу. А у меня в лагере был блат со второй частью, которая заведует всем этим хозяйством — пропусками, справками разными, словом, входом в зону и выходом из нее.

— Матушка игуменья, — спрашиваю, — а как причастить-то?

А сам думаю: «Хорошо бы как!»

— Так у тебя блат-то есть?

— Ладно, — соглашаюсь, — есть!