– Может скажешь, что это не ты писала, или, что я как-то подделал твой почерк?

Кристина не могла не признать, что это писала она, но все равно не сдавалась:

– Может это и мой альбом, но фото в нем не мои.

– Ну, хватит, упрямиться. Это ты на фото, а я твой папа.

Незнакомец перелистнул альбом.

– А вот смотри, это мы с мамой твоей. Только поженились. Тебя еще не было. А вот мы втроем. А здесь, уже без меня… Мы не долго прожили с твоей мамой. Не знаю, как это вышло. Мы любили друг друга, а потом все как-то не так пошло. Она говорила, что виноват я, я говорил, что виновата она, но на самом деле, вина была на нас обоих. Мы просто не справились. Но то, что я не был с тобой рядом, когда был нужен – это только моя вина. Я очень поздно понял, что должен был оберегать тебя. Из-за меня ты здесь.

Кристина молчала. Каждое услышанное слово отдавалось звоном в ушах, пока голос незнакомца не превратился в сплошной звон.

– Скажи, пожалуйста, твой отчим… он закопан в лесу?

Этот вопрос заставил Кристину очнуться. Она посмотрела на отца, и слезы выступили у нее на глазах.

– Самое страшное, когда понимаешь, что нельзя ничего изменить… То, что произошло, теперь будет всегда. Можно притвориться, что все забыто, но на самом деле, ничего никогда не забывается, все просто оседает на самое дно. Но твое будущее еще можно исправить. Только поверь, что тебе надо проснуться.

– Проснуться?! Да я бы с радостью проснулась, но нельзя проснуться, если не можешь уснуть. Да, в лесу закопан этот урод. Джек перегрыз ему горло. И знаешь что? Мне совсем не жаль. Он вполне этого заслуживал. И если бы я каким-то чудом встретила его снова, то убила бы его еще раз. И даже не за то, что он так обращался со мной. Нет. За то, что он отобрал у меня маму. Он сломал ее. Он так избил ее в последний раз… Он бил ее лейкой от душа. Если бы он не сорвал кран и не полилась вода, он бы не остановился. И каждый раз, заходя в ванную, я видела трещины на плитке на стене и вспоминала ее разбитое лицо. Из больницы она вернулась совсем другой. В конце концов, ей стало все равно, и он делал, что хотел. Все знали, что он водит домой эту рыжую лахудру, но ей было безразлично, как и все остальное, как и я.

Отец долго искал слова, с мольбой в глазах глядя на Кристину.

– Прошу тебя, послушай меня… Ненависть, обида, они как соль на снегу. Они разъедают тебя. Так скоро от тебя не останется ничего.

– Слушай, что тебе надо от меня? Какая тебе разница?

– Я хочу помочь…

Кристина ехидно улыбалась.

– Не поздновато ли, папаша, ты одумался? А знаешь, что я сделала с твоим братцем, который отобрал у меня единственного человека, который любил меня? Зажарила его заживо.

– Как… же тебе страшно было…

– Страшно?! Да что ты знаешь о страхе?! – Кристина, вскочила, ее красное от напряжения лицо исказила страшная гримаса. Казалось, она вот-вот ударит отца. – В истинном своем обличие страх раскрывается только, когда приходит вместе с беспомощностью. Знаешь, как это?! Когда ищешь, где спрятаться, но безопасного места нет? Можно зажмуриться, но так еще хуже, потому что кожей чувствуешь угрозу своему существованию. И все, что остается, это смотреть. Смотреть и не плакать. Пытаешься понять, в каком дерьме надо оказаться, чтобы все это ощутить? Все очень просто. Нужно просто родиться твоим ребенком. Многие с упоением вспоминают детство, мечтают хоть на немного почувствовать себя снова ребенком. А я, я только в страшном сне могу вернуться в детство! Славно, что ты решил проведать меня, а теперь, вали на хер отсюда, пока можешь!

Обессилив от крика, Кристина опустилась в кресло. Она молчала, безвольно свесив голову на грудь.