— Проясните мне одну вещь… как случилось так, что член «Светлой гвардии» согласился участвовать в моем высвобождении? Как вы вообще… — произнесла Эмелис, но была перебита.

— Вообще, — сказал Хейз, одним махом проглотив горстку витаминов, входивших в паек, — Если бы не ты, я бы и сам оставался под юрисдикцией Императора до конца жизни.

— Как это понимать? — заинтересовалась она.

— Началось всё с того, что кто-то взломал мою внутреннюю систему связи с Императором. Вместо его голоса я услышал голос твоего отца, поведавшего мне всё самое ужасное про нашу Империю. Он отключил все ограничивающие системы внутри моего костюма, и перевел на свою сторону. И это произошло всего за каких-то жалких десять минут. За десять минут я буквально прозрел, и скинул с себя кандалы, которые на самого же себя одел, решившись начать службу у Императора. Это произошла два дня назад, когда научное сообщество узнало о твоем возвращении…

— Верно. А затем твой отец связался и со мной. Каким-то образом он получил доступ к моему импланту, замещающему внутреннюю часть уха, и стал и меня переводить на свою сторону. Это произошло через пару земных часов после того, как меня отстранили от изучения твоего гидрокостюма. Конечно же я была во власти гнева на всю великую Империю в это время, и с радостью решилась помочь твоему отцу, — ввязалась в разговор Трея, и снова уставилась в бумаги, отдав свой паек Хейзу.

— А ты щедра, — заметил он.

Компания одно время сидела тихо, и Эмелис рассуждала у себя в голове о чём-то своём. Всё-таки ей хотелось узнать, в чем причина такого длительного пребывания внутри кротовой норы. Четвертая станция находилась в относительной близости к Пятой станции, и путешествие между ними должно было занять не так много времени, сколько они уже провели в кротовой норе.

— Эмелис, а теперь у меня вопрос к тебе. Во время исследования Эсхатона ты не встречала никаких текстов… на языке Первородных? — внезапно спросила женщина, блеснув своими искусственными глазами, которые, тем не менее, выглядели совсем как настоящие.

— Тексты на языке Первородных? — переспросила Эмелис, и принялась вспоминать.

Но воспоминания оказались губительны. Она лишь абстрагировалась от своего прошлого, но его ужас всё равно царил в ней. Ужас всего того, что творится на мёртвой Земле, ударил по её душе словно хлыстом. Она не могла сделать ничего, чтобы предотвратить череду этих кошмаров. Она не смогла спасти Зейда и Дейнис. Но что она могла сделать? Сол её провел. Не ввел её в полный курс дела.

— Я помню, кажется, строки из… песни, подобной гимну, которая играла во всем Эсхатоне, как только Вечное сердце попало внутрь меня, — ответила она автоматически. И образы красной лозы встали у неё перед глазами. Образы ужасных монстров, населяющих Эсхатон. Образы ещё живых Дейнис и Зейда. Образ Сола…

— Это чудесно, — повернулась женщина к Эмелис. — В гимне упоминалось какое-нибудь божество?

— Я не уверена, чем или кем он является, но нередко наша исследовательская группа встречала упоминания некого Альфарага, — произнесла Эмелис также автоматически.

— Альфараг, да… очень интересно. Меня впечатляет то, что даже такая древняя цивилизация кому-то поклонялась. По некоторым источником Альфараг для вида Первородных был их создателем, богом во плоти, что помогал своим детищам, но потом по неизвестной причине отрекся от них, предал, и их вид был обречен на вымирание. Подлинность этого мифа ставится под сомнение, но это весьма занимательная тема для рассуждения, — рассказала Трея, приняв умный вид.

Хейз доедал второй паёк, заинтересованно наблюдая за тем, как Эмелис и Трея беседовали о погибшем языке и его изучении.

Наверняка всех троих уже объявили в межзвездный розыск. Собственно, это и было причиной длительной заминки путешествия в кротовой норе. Её искусственно растягивали со стороны, чтобы выиграть время для построения флота на её выходе. Хейз знал, как именно осуществляются процессы с теми, кто совершил преступление и скрылся внутри кротовой норы: их моментально ликвидируют, как только показывается нос корабля, выходящего из воронки. Но он никому об этом не сказал. Он знал, что у них почти нет никакого выхода.

Внутри кротовой норы невозможно было изменять конечную координату, в она должна была закончиться и выпустить корабль из себя. Остановить движение для мозгового штурма каждого члена экипажа этого корабля тоже было невозможно: по неведомым причинам изменение скорости внутри кротовой норы невозможно. Корабль внутри неё движется по инерции, установленной начальной скоростью судна до входа в кротовую нору. Манипуляции с двигателями в расчёт Хейз даже и не брал. Пробитие кротовой норы в любой другой точке, кроме конечной, окончилось бы трагедией, да и возможную конечную точку на подобном корабле найти было невозможно. Пробить дыру в кротовой норе можно было только в этой точке и только внешней силой, и даже так саму конечную точку можно было определить только снаружи. В общем, все варианты, предложенные Трэвисом, Хейз сразу забраковал. Кроме одного единственного. Возможно, он действительно был слишком отчаянным, но по крайней мере он был самым безопасным, как бы это парадоксально ни звучало.

— Я готов высказать свою точку зрения, — поднялся Хейз.

Трея отвлеклась от диалога с Эмелис, и они обе стали внимательно слушать темнокожего мужчину. Эмелис съела свой паек лишь на половину.

— Как бывший член «Светлой гвардии», я подумал над каждым планом выхода из нашего положения. Так как последнее слово за мной, и только я знаю все тонкости работы гвардейцем при Императоре, и повидал множество случаев, подобных нашим, я принял очень важное решение… Мы должны сдаться, и попросить вызволить нас из этой зацикленной кротовой норы, — заявил Хейз на всю столовую, будто внутри неё кроме них троих был кто-то ещё.