По рядам викингов волной прошло какое-то шевеление, и они осторожно двинулись вперед.

— Всем слушать меня! — прокатился над пряслом раскатистый голос белозерского воеводы. — Говорю один раз и не много — потому что скоро говорить будет не с кем. Первое — без суеты. Спокойно выцеливаем и бьем из луков. Тут на каждого из нас приходится примерно по четвёрке нордов. Чем больше каждый положит их на подходе, тем потом самому будет легче. Второе — не ссым! Как только они перевалят через ров, луки можно сразу выбрасывать, больше не понадобятся. Бросаем сулицы. В упор. И топоры-мечи чтобы сразу были под рукой. Времени шарить в их поисках может и не остаться.

— А их лучники как же? Они никуда пока не ушли, — послышалось с левой стороны. Перстень туда даже смотреть не стал. — Они ж нам башки поднять на дают.

— Их займут. Котел долго скучать не любит.

ХХХ

— Всё, что ли?

Голос этот, как недовольно заметил Котел, принадлежал тому же человеку, который своими воплями обосравшегося со страху подранка едва не заставил побежать его охотников после первого же вала нордских стрел. Такие потом, после боя, обычно распушивают свои петушиные хвосты и браво выпячивают грудь, хвалясь геройствами пуще всех остальных.

— Я сказал — сидеть! — громыхнул его голос прежде, чем над повозками понавысовывались первые любопытные бошки.

Но погань и вправду давненько уже не слала в их сторону гостинцев. Что могло означать либо то, что сомкнутые ряды подобрались к укреплениям ополчения вплотную, и теперь стоявшие глубоко в тылу лучники просто опасались перебить в спину своих же, либо то, что атака пошла в другую сторону. Второе было бы, конечно, предпочтительнее. По крайней мере, выстраивая накануне все свои оборонительные планы, расчет они делали именно на это.

Но любой сече, как показывает опыт, обычно нет никакого дела, что там понапридумывали о ней накануне будущие ее покойнички.

Осторожно высунув голову из-за борта телеги, Котел мигом покрылся гусиной кожей. В их сторону неспешно, сомкнув ряды так, что щиты казались сплошной, размалеванной как попало полосой, двигался нордский клин.

Вот тебе и раз.

А они-то понастроили планов боя, налегая на ту в основном уверенность, что никто из викингов в сторону загадочно торчащих за притоком возов, не подающих особых признаков жизни, двигать не станет.

— Поднимаемся, — бросил он своему воинству, вглядываясь вдаль, за спины бредущей по высокой траве цепи норманнов. — Дождались, похоже.

По мере того, как охотники выпрямлялись над укрытием и оценивали всю красоту и слаженность двигающейся в их сторону стены щитов, ропот среди них рос. И на воинственный он никак не походил.

— Кто хочет остаться в живых, слушай меня, — раздался приглушенный голос Котла. Орать теперь особой нужды не было — воинство под его рукой не насчитывало и семи десятков. А часовые на стенах Царьграда, должно быть, подохли бы со смеху, покажи он им свое нарытое куриной лапой оборонительное сооружение. — На нас сейчас двигается около полусотни нордов. Может, чуть больше. И они понятия не имеют, сколько нас здесь. Именно это им нужно выяснить. Поэтому главная цель для нас — лучники, которые остались стоять, там, на своих позициях. И сейчас они заняты не нами. Пусть каждый выцелит себе нордского стрелка. У каждого будет два выстрела. Лучше бы снять ими двоих. Не прошу бить кучно и держать в воздухе три стрелы, покуда четвертой метите уже в другое место. Сделайте, что сможете. Вам же лучше, коль сможете. Две стрелы шлём в лучников, третью — уже в сторону прущего на нас строя.

— А ежели не поспеем?

Вопрос этот был написан в каждом устремленном на него сейчас взгляде. И нельзя вообще-то было сказать, что он глуп или несуразен. Котел ничего не стал говорить охотникам о том, что любая нордская атака разбегается постепенно. И чаще всего вламывается в строй врага гораздо раньше, чем он того ожидает. Единственная надежда, что они все-таки не строй, а на пути викингов в качестве препоны будут не только сомкнутые вражьи щиты. Но и речная протока. И перевёрнутые возы.

— Тогда нам конец, — пожал плечами Котел. — Бежать-то все равно уже поздно. Так что — к бою! — и, повернувшись к Кутьке, вдруг поморщился и сказал гораздо тише. — Твою же ж налево, как плечо-то ноет.

ХХХ