Мимо того, что когда-то было Жанелью.

К «Сосновому коттеджу».

Это было последнее, что видела Куинси, перед тем как ее без остатка затопили боль, страх и тоска. Взор заволокло черными тучами, закрывшими собой весь мир. Она закрыла глаза, приветствуя забвение, и отдалась во власть тьмы.

Джона умоляет позволить ему пойти со мной в квартиру, но я ему не разрешаю. Он говорит, что это опасно, и это действительно так. Вместе с тем, его присутствие только еще больше осложнит ситуацию. Этот вопрос должны решить я и Сэм.

Или Тина.

Или кто она там, мать ее.

Я переступаю порог, снова соблюдая осторожность. И снова надеюсь, что ее нет.

Но она здесь. В прихожей я слышу, как в ванной льется вода. Сэм стоит под душем. Я подхожу к двери, замираю и стою так до тех пор, пока не начинаю что-то слышать. Кашель. Она прочищает измученное сигаретным дымом горло. Вода продолжает литься.

Я бросаюсь в ее комнату, где в углу все так же прислонился к стенке рюкзак. Открыть его я не могу, у меня слишком дрожат руки.

Я делаю несколько глубоких вдохов, отчаянно жаждая «Ксанакса», хотя и знаю, что мне нужна ясная голова. Но моя зависимость все же побеждает и выталкивает меня на кухню, чтобы я бросила в рот одну таблетку. Затем я хватаю бутылку виноградной газировки и пью до тех пор, пока она не проскальзывает по пищеводу вниз.

Вооружившись должным образом, я возвращаюсь в комнату Сэм. Теперь мои руки мне подчиняются, и рюкзак легко открывается. Я копаюсь в нем, вытаскиваю ворованную одежду, черные футболки, поношенные лифчики и трусы. Потом появляется бутылка бурбона – новая, даже еще не откупоренная. Она с глухим стуком падает на пол и катится к моим коленям.

Наконец я нащупываю то, что спрятано на самом дне. Щетка для волос, дезодорант, пустой пузырек из-под лекарств. Смотрю на этикетку. «Золпидем». Не «Анитрофилин».

Нахожу «Айфон», позаимствованный Сэм из моего потайного ящичка. Тот самый, что я украла в кафе. Он выключен, скорее всего, сел аккумулятор.

В самом низу пальцы натыкаются на холодные глянцевые страницы. Журнал.

Я выдергиваю его, переворачиваю и смотрю на обложку. Номер «Тайм», потрепанный, со скрепленными степлером страницами, которые вот-вот отвалятся. На обложке ветхий мотель, окруженный полицейскими машинами и небольшими сосенками, увитыми испанским мхом. Заголовок, выбитый красными буквами поперек шиферно-серого неба, гласит: Ужас в отеле.

Тот самый номер «Тайм», который я жадно читала в детстве, трясясь под одеялом, со страхом ожидая кошмарных снов. Я быстро листаю страницы и нахожу ту, которая в детстве так меня пугала. Это еще одна фотография, сделанная в номере мотеля. В открытую дверь виднеется белое пятно – прикрытая простыней жертва.

Рядом с ней узкой колонкой начинается текст:

Сначала ты думаешь, что такое случается только в кино. Что в реальной жизни быть не может. И уж в любом случае не с тобой. Но это случилось. Сначала в студенческом женском клубе в Индиане. Потом в мотеле во Флориде.

Отрывок отзывается в моей голове чем-то знакомым. Как поцелуй дежавю. Не из детства, хотя я тогда наверняка его читала. Это недавнее воспоминание.

Точно те же слова сказала мне Сэм в первую ночь своего пребывания здесь. Разговор по душам. Бутылка бурбона, переходящая из рук в руки. Ее искренний монолог о событиях в «Найтлайт Инн».