Книги

После России

22
18
20
22
24
26
28
30

— А потом?

— А потом книгами…

— Вы встречались со многими выдающимися людьми. Кто оказал на вас наибольшее влияние?

— Нет, я на этот вопрос не могу ответить. Книги, вероятно.

— Значит, не люди?

— Но книги, с которыми я встречалась: книги Джойса, Пруста, Кафки, книги Андре Жида, книги современников, моих или старших современников-писателей. Другого влияния я не чувствовала. Ну, Ходасевич, вероятно, потому что мне было двадцать, когда ему было тридцать шесть. Конечно, он оказал на меня влияние, но я бы особенно не придавала большое значение этому.

— Вы сказали, что для вас главное люди, а теперь получилось, что главное все-таки книги?

— Люди не влияли, они просто интересны. Когда мне говорят: «А не хотите ли вы поехать в Загорск? Может быть, какие-то есть места, куда бы вы хотели поехать?» Куда? В Загорск? Зачем? Я вообще предупредила с самого начала еще. давным-давно, год тому назад, что, если приеду, я не пойду ни на какое кладбище и не пойду ни на какую церковь смотреть, мне это совершенно неинтересно.

— Это оригинально, потому что многие посещают прежде всего именно могилы.

— Нет, я ни на какие могилы не пойду.

— А на могилу Пастернака?

— Нет, меня это совершенно не интересует, абсолютно!

— Могила или Пастернак?

— Могила, конечно.

Уже во взрослом состоянии я стала замечать, что русские люди считают так: жизнь не меняется, есть основное, незыблемое. Пушкина читали мои дедушки, Пушкина читали мои отец и мать, и я читала, и так всегда будет… Появились ужасные вещи. «Война и мир» на восьмидесяти страницах за доллар. К экзамену студенты покупают эту брошюрку и считают, что приобщились к Толстому. Не помню, когда я последний раз читала Монтеня. Нет. далеко не все живет…

— И это естественный процесс?

— Абсолютно. Мир так меняется, когда живешь так долго. Я помню эпоху до 20-х годов, эпоху до последней большой европейской войны, тогда казалось… Была эпоха между двумя войнами, которая совершенно смыла все, что было в XIX веке и в начале XX. В Европе ничего не оставалось. И теперь… Я сама не перечитывала Пушкина сорок лет. у меня нет времени его перечитать, я знаю его более или менее наизусть, не все, конечно, но главное. И я не перечитываю «Преступление и наказание», не перечитываю «Войну и мир»…

— Вы говорите, меняются времена и эпохи, а вы, пережившая уже несколько эпох, вы иная или нет?

— Конечно.

— В каком смысле?