Людей, которые сюда приезжают, особенно поначалу тянет к чему-то своему, к русскому. Они проходят по центру Манхэттена, по Пятой авеню, видят в витрине панораму Москвы, знакомые книги и конечно же заходят. Родители ищут книги для себя, а детишки просят: «Купи это, купи то». Этих же детишек я могу встретить через год, под мышкой у них может быть американская дешевая книга, долларовый бестселлер. Они уже не смотрят на советские книги, их уже тянет к книгам английским. А мама с папой — мои вечные клиенты.

— Какие книги нынешних советских писателей пользуются наибольшим успехом у русскоязычной публики США?

— Наибольший, пожалуй, интерес сейчас вызывает Анатолий Рыбаков, Анатолий Приставкин, Татьяна Толстая. 250 экземпляров книги Приставкина «Ночевала тучка золотая» разошлись за две недели. «Дети Арбата» Рыбакова за два месяца раскуплены в количестве двух с половиной тысяч. Знаете, лет десять назад этого количества хватило бы на всю мировую русскую эмиграцию!.. Недавно я был в Москве, сам отбирал его книгу «Тридцать пятый и другие годы», две тысячи экземпляров. Идет она как-то слабее. Возможно, потому, что в мягком переплете.

Особо хочу отметить большой интерес к книге Михаила Горбачева о перестройке. Пожалуй, эта книга по интересу побила почти все рекорды.

— Замечаете ли вы девальвацию интереса к каким-то авторам? Как, например, в СССР?

— Да, вы знаете, упал интерес к книгам Валентина "Пикуля. Помню, что «Фаворит» пришел к нам в свое время в количестве одной тысячи экземпляров, из них восемьсот отправили обратно в Советский Союз. Оставшуюся часть раскупили сотрудники миссии ООН, дипломаты, советские граждане, бывавшие здесь в командировке. Они приходили в обеденный перерыв, брали по пять-шесть комплектов и отправляли домой. Теперь же ситуация изменилась. Упал интерес к Проскурину, Распутину, Белову. Во всяком случае, он не тот, что был раньше. «Затоваривается» Юлиан Семенов, слишком, наверное, часто издается. А вообще я с ним давно знаком, мы в хороших отношениях.

— А каков интерес к публицистике?

— Был у нас сборник «Иного не дано». Пользовался большим спросом, мы запросили его даже авиагрузом.

— Что такое для вас конъюнктура? Как вы справляетесь с распродажей залежалой продукции? И вообще, есть ли она у вас?

— Иногда трудно даже понять, что залеживается. Ведь у нас только многотомных подписных изданий около семисот. Ситуация в книжной торговле меняется постоянно. И многое зависит от ситуации на вашем рынке. Определенные события в СССР могут повлиять в худшем или в лучшем смысле на наш рынок. К примеру, в начале 70-х годов на наших складах скопилось много переводной литературы: Драйзер, Скотт, Золя. Она лежала мертвым грузом, никто не хотел ее брать.

— А почему?

— Да потому, что те русские, которые приехали в Америку много лет назад, свободно владели английским и западную классику читали на языке оригинала. Зачем молодому человеку, учащемуся университета или колледжа, Вальтер Скотт на русском?..

Но когда пошла третья волна эмиграции, то переводная литература стала быстро расходиться. Почему? Потому, что в России она была дефицитом. Люди покупали сразу на тысячи долларов. Мы давали возможность в кредит составлять целые библиотеки. Первый взнос — 10 процентов. С нашей стороны это был рискованный шаг, американцы так бы не сделали, так рисковать могли только русские. Поверить людям на слово, что называется, на «запишу». И большинство людей рассчитывалось честно. Но находились, конечно, и обманщики.

Ваша система планирования выпуска книг (не знаю, как будет сейчас), мягко говоря, нечеткая. Помню, как ждали здесь читатели выхода Мандельштама в большой серии «Библиотека поэта». Предварительную подписку объявили году в шестьдесят четвертом, а том получили лишь в 1973 году. А тут и местные издания подоспели на русском языке — тот же четырехтомник в издании Международного литературного содружества.