— Сейчас привезу кресло-каталку, — Альберто побежал в сторону терминала.
Я сморщилась и огляделась. Мы в аэропорту. Зачем? Что происходит? Почему так больно?
— Держитесь, — мужчина протянул руки и одним движением выдернул меня с заднего сидения. — Садитесь в кресло. Вы должны встретиться с Мартин возле стойки регистрации?
Я неуверенно кивнула. Наверное. Не помню. Очень трудно было держать открытыми глаза. Я с изумлением посмотрела на свою руку, лежащую на подлокотнике. Она что, еще на месте? Мне казалось, я стала прозрачной, и сквозь меня можно увидеть спинку кресла.
Обеспокоенная Мартин переминалась с ноги на ногу у табло. Как только она нас увидела, бросилась ко мне, выхватывая у Альберто ручки кресла.
— До отлета десять минут! — выкрикнула она, направляя меня к терминалу. — Я взяла бизнес класс. Уже зарегистрировалась. Быстрее.
Я с трудом понимала, что говорят люди вокруг, что они хотят. Сама я говорить уже не могла. Как провезла меня Мартин в самолет — не знаю. Как мы летели — тоже.
— Просыпайся, мы в Париже, — голос Мартин выдернул меня из тягостной мучительной бессознательности.
Я еще жива? Очень странно. Я перевела взгляд на Мартин.
— Спасибо, — прохрипела непослушным голосом, — ты спасла меня.
— Расскажешь? — женщина кривовато улыбнулась. Пассажиры проходили мимо, торопясь выйти из самолета, я же сидела, укутанная пледом, и мне было тепло, хорошо и спокойно. Я избежала смерти, я снова живу. Непередаваемое ощущение. Ничего не болело, тело наполняла приятная ленивая истома.
— Может быть, когда-нибудь, — ответила я расслабленно и добавила через время, — как ты объяснила стюардессе мой вид?
— Сказала, что ты летишь в Париж на пересадку сердца и тебе нужен полный покой, — ответила Мартин со смешком. — Еще был вариант беременность, но его я оставила про запас.
— Ты молодец, что бы я без тебя делала, — чмокнула я женщину в щеку. Меня переполняла безмерная благодарность. — С сегодняшнего дня наш дом Париж. Как мы будем работать с агентством?
— Придумаем как, — отмахнулась Мартин, — ты у них самая востребованная модель. Не сомневайся, они пойдут нам навстречу.
Странно, но теперь Джорджу снилась не Лаура, а загадочная сеньорита Симпсон. Во сне она входила к нему в комнату, садилась в кресло и молча смотрела. Пристально, внимательно, настороженно. Ее лицо скрывали тени, падающие от широкополой шляпы, а фигуру окутывала таинственная дымка. Джордж пытался разглядеть ее глаза, губы, волосы. Ему казалось, что важнее этого ничего нет. Но, как бывает только во сне, память играла в прядки, и разгадка ускользала.
Он быстро разделался со всеми делами, запаковал вещи и покинул Испанию, потому что в последние дни от дамочки житья не стало — она преследовала его везде. Он начал обращать внимание на бигборды, выискивая ее лицо. На витрины магазинов с ее изображением. Полное сумасшествие. Даже однажды купил модный журнал, чего с ним никогда не было. Его потрясло, что модель звали так же, как и его картину — Лаура. Конечно, Джордж понимал, что Лаур на свете великое множество, и это совпадение было одним из многих. А, может быть, она хотела купить полотно, потому что девушка была ее тезкой? А что? Предположение не хуже и не лучше других.
Долорес должна была проследить за отправкой багажа, убраться в доме и передать ключи агенту по недвижимости. Дальше — не его забота.
Париж встретил Джорджа мелким холодным дождем. Мокрый асфальт шуршал под колесами машины. На дорогу из Барселоны до Парижа ушло два дня. Когда-то давно, после университета, он нашел прелестную квартирку на улице Грез, на последнем этаже, под крышей. Сначала он ее снимал, потом купил на свой первый гонорар. Джордж любил Париж, особенно ранней весной. Он часто сюда приезжал, когда нужно было вдохновенье. Приехал и сейчас.
Личные вещи отправили самолетом. В том числе и пустое полотно, которое повесил вор на месте украденной «Лауры». Вполне возможно, он напишет роман о ней. О картине, которая загадочно исчезла из его кабинета. Пока в голове Джорджа были всего лишь кое-какие общие зарисовки. Но он знал, со временем они обрастут событиями, персонажами, сюжетными поворотами, словно песчинка перламутром, и превратятся в роман.