Обернувшись, я сжал кулаки, готовый отразить очередное нападение, но с Рафи что-то случилось, и он внезапно обо мне позабыл. Даже с места не сдвинулся, а из разверстого рта вырвался протяжный, полный боли и скорби вой. Похоже, Дитко вообще не почувствовал моего удара, а страдал из-за чего-то другого, со мной никак не связанного.

Опустившись на колени возле Рафи, Пол нащупал его пульс, затем осторожно поднял веки и проверил глаза, и наконец — десны и зубы. На последнее сам бы я ни за что не отважился. Дитко продолжал выть прямо в лицо Пола, видимо, окончательно забыв о нашем присутствии.

К порогу подошли два медбрата, которые, глядя на Рафи сверху вниз, явно не решались к нему прикоснуться.

Пол поднял глаза и, заметив коллег, показал на палату.

— Карен! — перекричать нечеловеческие вопли Рафи оказалось не так-то просто. — Она до сих пор там, вытащите ее в коридор!

Медбратья вытянулись, будто по стойке «смирно», а затем послушно вошли в палату.

Скрючившись у самой двери, я прекрасно видел, что происходит внутри: коллеги Пола склонились над девушкой, один потрогал ей лоб. Медсестра пошевелилась, испуганно вздрогнув от его прикосновения. Так, она ранена, возможно, серьезно, но по крайней мере жива. Облегчение и запоздалый шок накрыли с головой, внутри что-то забурлило, будто желудок наполнили сернистым нефтяным газом, который быстро поднимался по пищеводу… А потом пришлось сложиться пополам: меня сильно вырвало. Далеко не сразу я вновь смог оценить обстановку.

Когда наконец получилось, я сообразил, что жуткие завывания Рафи сменились гробовой тишиной. Пен баюкала его, словно ребенка, а Пол, присев неподалеку, в очередной раз прижал указательный палец к обнаженному запястью Рафи. Вот он, профессионализм: отрешившись от происходящего, медбрат нащупывал пульс.

Осторожно ступая по испачканному ковру, к нам подошел доктор Уэбб. Его взгляд метнулся к Пен, которая, прижав голову Рафи к груди, чуть слышно бормотала ласковые слова и убирала со лба потные кудри. Судя по всему, Дитко спал крепким глубоким сном смертельно уставшего человека: грудь поднималась и опускалась в такт мерному дыханию. Однако Уэбб, велев подчиненным заняться наведением порядка, то и дело бросал на него тревожные взгляды.

Ноги тряслись, но я заставил себя подняться, кое-как расправил смятый воротник и поморщился от боли в не менее смятом горле.

— С чего все началось? — хрипло спросил я у Уэбба.

— Ни с чего! — мрачно усмехнулся он. — Абсолютно ни с чего. Карен с Полом принесли Дитко вечернюю дозу лекарств, и он их принял. Все шло нормально, и вдруг… Ну, вы сами видели. Дитко закричал, а когда Карен попыталась его успокоить, бросился на нее. Хорошо хоть не убил!

Я молча кивнул: ну что тут скажешь? Однако Уэбб ожидал ответа.

— Кастор, — решительно заговорил он, — я давно собирался поднять эту тему, но после случившегося откладывать разговор нельзя. Рафаэля Дитко мы приняли, полагая, что сумеем ему помочь. И ошиблись: Дитко нужны специализированные условия, которые в нашей больнице создать нереально.

Я украдкой взглянул на Пен: к счастью, она ничего не слышала.

— Для таких случаев, как у Рафи, никаких спецусловий не существует. — Я молол ерунду, и Уэбб прекрасно это знал. Просто не хотелось, чтобы Рафи в эти условия помещали.

— Существует Клиника метаморфической онтологии, — напомнил Уэбб.

— Рафи не лабораторная крыса.

— Но он и не душевнобольной. Здесь ему не место.

— У нас же договор, — заявил я, выложив туза.