— Что ты купила бабушке! — ахнула Мэг, ставя пустую кофейную чашку на поднос. Она упала на стул, обитый той же светло-зеленой материей, что и весь мебельный гарнитур, и потянулась за клюквенно-апельсиновым пирогом. Связь с Лондоном была такой хорошей, что она услышала сдавленный смех Кэт.

— Жилет с блестками, — повторила она, и Мэг представила проказливую улыбку на миловидном лице сестры.

— Где бабушка будет носить такую жилетку? Куда она ее наденет? В церковь? Когда пойдет играть в бинго? Или на Рождество к миссис Вилер?

— Не имеет значения. Помнишь, ей очень понравилась та шляпа с перьями, которую я привезла ей из Ниццы в прошлом году. Знаешь, наша бабуля гораздо более хипповая, чем ты думаешь, Мэг.

«Ох, Кэт, если бы ты только знала», — простонала про себя Мэг. Бабушка ни за что на свете не обидит Кэт, но как-то раз по секрету она сказала Мэг, что если бы ей пришлось надеть какой-нибудь из заграничных подарков старшей внучки и показаться в городе, то она в скором времени стала бы всеобщим посмешищем. И без того старые подруги безжалостно высмеивают ее за ковбойские ботинки из красной замши и шляпу с перьями, да и то бабушка надевает их лишь в те дни, когда Кэт приезжает в город, а затем прячет подальше в шкаф, как только Кэт упорхнет куда-нибудь на фотосъемки. Француженка Жанна Хансен поселилась в Америке лет пятьдесят назад. Выйдя замуж за уроженца Аризоны, она довольно быстро освоилась и легко прижилась в здешних краях. Она вполне разделяла практичные вкусы Мэг, тогда как Кэт обожала все блестящее, яркое, броское. Куда бы ни заносила ее работа, Кэт, будто не знающий устали радар, обшаривала каждый бутик, каждую галерею от Сеула до Санта-Фе.

Мэг догадывалась, что это был бунт после развода, освобождение ее тонкой души, которая была угнетена этим чопорным ничтожеством, ее бывшим мужем.

Теперь вроде бы Кэт наконец-то пришла в себя. Она и впрямь нашла себя в фотографии, проделав за последние два года путь от начинающего репортера до классного фотографа, получающего выгодные заказы в журнале «Знаменитости». Без всякого сомнения, у Кэт настоящий талант. Ей удается уловить самый неожиданный ракурс или интересный момент из жизни известных людей, например, снять какую-нибудь кинозвезду с высунутым языком. Ее лучшими снимками охотно пользуются дизайнеры в своих композициях, украшая уникальные витрины самыми «знойными» звездами Голливуда. Звезды кино, предпочитающие эксцентричный стиль, знают, что в фотографии Кэт Хансен всегда будет запечатлен характер и подчеркнута индивидуальность.

А самое главное, что благодаря этому успеху в профессии к сестре возвращается уверенность в себе. Кэт довелось пережить нелегкие времена, но теперь у нее великолепная работа, новый приятель; так что к ней вернулся оптимизм, какого Мэг давно в ней не замечала.

— По-моему, мы с тобой остановились на веджвудской вазе, — напомнила сестре Мэг, беря последнюю ягоду с подноса. Что-то заныло у нее в желудке, когда она сунула ягоду в рот. — Не забудь, ведь бабушке исполняется семьдесят пять лет. И она уже много лет толкует о том, что неплохо бы заменить веджвудский горшок, который мы с тобой разбили в канун Дня Всех Святых.

— Придира. К твоему сведению, ваза уже упакована и уложена в чемодан — как раз поверх жилетки, — лукаво сообщила ей Кэт.

Мэг налила чашку кофе для Бернси, которая, по ее подсчету, через тридцать секунд должна выйти из душа. Она настолько хорошо выучила привычки компаньонки, что ей достаточно было беглого взгляда на меню, чтобы угадать, какое блюдо закажет Бернси себе на обед. А когда Мэг поставила кофейник на место, внутри у нее что-то опять заныло.

Черт побери, не хватало еще заболеть. Она должна во что бы то ни стало закончить программу. Всего три недели…

— Мэг, ты меня слышишь? В чем дело?

— Ничего. Просто… мне как-то не по себе. Кружится голова. Может, я немного перестаралась с плаванием.