Приподняв правую, он прижал ступню к своей щеке и прошептал:

– Никогда не перестану винить себя за ту боль, которую невольно тебе причинил. Все серебряные умеют закрываться от нашего огня.

– Ты выяснил это на примере Садара?

– Нилиана Серебряная успела многое передать своему сыну. А потом об их встречах узнал отец.

– И как он поступил? – спросила я, страшась услышать ответ.

Ведь от него в какой-то степени зависела и судьба юных ан-даров из деревни.

– Он сделал все, чтобы они виделись как можно реже.

Вот, значит, как. Примерно это я себе и представляла. Мать Садара покинула Гардонор, потому что после смерти Повелителя она здесь стала никому не нужна.

– Не грусти. – Шандор провел пальцем по моей щеке, и я поняла, что плачу. – Я не стану тебя ограничивать в занятиях магией.

– И позволишь снова взглянуть на алтарь Алуны?

– Исключено!

Я распахнула глаза и села на постели. Шандор снова превратился в бронзовое изваяние, суровое и непоколебимое. Но и я не собиралась отступать.

– Я серебряная, Шандор, и хочу выяснить природу своей магии.

– Богиня Алуна убивает нас. Я не вправе рисковать своей стаей из-за твоего любопытства.

– Да поймите же, Алуне невыгодна гибель драконов! Вы все ее дети!

Шандор налетел на меня смерчем, повалил на кровать и, грубо подмяв под себя, зло прошипел в лицо:

– Ты охренеть как ошибаешься. Не знаю, что тебе вбил в голову Эвалард, но обещаю, я лично приволоку тебя к следующему трупу дракона, обнаруженному в горах, чтобы ты полюбовалась на любовь своей богини.

– Она не моя богиня. Я атеистка! И мне охренеть как плевать, что ты даже не знаешь, что означает это слово!

Мы смотрели в глаза друг другу бесконечно долго, и во взгляде Шандора больше не было нежности, одна лишь ярость и обида. Его злило, что я не разделяла его точку зрения. Шандор считал богиню Алуну врагом огненных драконов и не допускал иного варианта.

Но разве я была вправе его осуждать?