Нет, не как тогда – острее и ярче. Потому что тогда он воспринимал это иначе. Или не позволял себе воспринимать это как близость привлекательной девушки. Или просто забыл… двадцать лет он никого не сжимал в своих объятиях подобным образом, не ощущал чужого тепла. Его разум отсёк эту часть жизни начисто и не позволил адекватно воспринять даже проявление возбуждения, пока Эзалон не указал на очевидную увлечённость. Только тогда Санаду постфактум в полной мере осознал, что Клео ему не просто любопытна, что он стоял в холодной воде не просто так.

И это прекрасно.

Губами Санаду прижимается к кудрявой макушке и вдыхает аромат волос. Крепче обнимает Клео.

– Расслабься, – просит он. – Здесь и сейчас никто не причинит тебе вреда. Ты в безопасности. У тебя нет нужды обороняться. Не от кого.

– Я правда не хочу слышать чужие мысли.

– Рядом никого нет, я свои мысли защищаю, так что ты ничего не услышишь. И не думай об этом, не думай о страхе, думай о том, что ты в безопасности… Ты когда-нибудь чувствовала себя в полной безопасности?

Клео медлит, хотя Санаду и так знает ответ.

– Нет, не чувствовала.

Клео вздыхает и ёрзает, разворачивается в кольце его рук, вынуждая выпрямить ногу, на которую она опирается коленями. Клео устраивается на его груди боком, принимая позу, близкую к эмбриону. Склонив голову, утыкается ему в грудь, и Санаду подтягивает плед, помогает ей скрыться в сумраке под ним. В успокаивающем тёплом коконе, так напоминающем утробу матери – место, где в большинстве случаев ребёнку спокойно.

Вообще снятие щита начинается разговорами: предпочтительно вывести проблему на сознательный уровень, разобрать, чтобы менталист сам работал с ней и, всё осознав, раскрывался. Вторым этапом идёт демонстрация работы менталистов, чтобы показать нормальность такой жизни. А объятия и работа с физикой тела начинаются, когда очевидна неэффективность предыдущих методов, но… Санаду до одурения хочется обнимать Клео. Ощущать её тепло. Стать к ней ближе. Стать для неё значимее. Пусть и таким не совсем честным способом.

Чтобы она перестала считать его слишком старым. И согласилась терпеть прилагающиеся к нему «этикет, ответственность, все дела» – он же смог. Прогнул под себя некоторые элементы и смог.