Менталисты, согнанные нашим движением, перемещаются на передний ряд, поближе к выходу, и устраиваются там. Нервные ребята.

Даже Ника, заходящая в аудиторию с кульком пирожков, при виде Антония сбивается с шага и шумно сглатывает. А потом как-то странно вздыхает и с видом обречённого садится на стол посередине аудитории.

Перемена продолжается.

Мы и сидим в молчании. Я всё думаю о… Санаду и его печальной истории любви: вот уж ему не повезло так не повезло. Антоний, вздохнув, пытается запихнуть хвост под стол и скрипит несчастным стулом. Менталисты настороженно наблюдают за нами. Ника жуёт пирожки.

Идиллия…

Перезвон, оповещающий о начале лекции, отрывает меня от мысленного повторения злосчастной записки, которую я так безусловно удачно увидела прежде, чем успела всерьёз задуматься о Санаду, как о мужчине.

– Странно: лекция началась, а Санаду нет, – нарушает ход моих мыслей Бэксил.

А Яслена почему-то недовольно смотрит на меня, словно это я виновата в опоздании Санаду, хотя я ни сном, ни духом, и вообще только что с другой лекции.

Антоний вздыхает.

Время идёт.

Может, Санаду получил ответ Мары, и теперь ему не до нас?

Додумать эту мысль не успеваю: с громким хлопком возле кафедры поднимается столб серой дымки. Она развеивается, являя нам…

Санаду.

Правда, в первый момент я его даже не узнаю: чёрные волосы приглажены, подчёркивающий стройную фигуру костюм непривычного благородно синего цвета. Между полами расстёгнутого пиджака (именно пиджака, а не камзола) серебряным растительным узором поблескивает парчовый жилет. Подобный узор вьётся по острым уголкам воротника рубашки. В пышном шёлковом платке-галстуке сверкает гранями булавка с крупным синим камнем, такие же камни посверкивают в выглядывающих из-под рукавов запонках, будто вплетённых в серебряные узоры на манжетах. И даже на руке, сжимающей папку, сейчас темнеет крупным камнем печатка.

Выглядит Санаду обалденно. Аж до перебоя в сердце. До невозможности оторвать от него взгляд… Сексуально.

«Он что, на свидание собрался?» – мелькает шальная мысль.