Глава 3

Ква-ква-ква – квакали на озере лягушки. Стало быть, погода будет хорошей, — думала Маша, стоя на берегу. Но для нас это уже не важно, все дела закончены, завтра вечером уезжаем. Будем По-2 восстанавливать. Теперь, кажется для австралийцев или новозеландцев. Хотя не совсем правильно всё это, лучше бы он дома остался, он ведь наше, а не австралийское небо защищал и нашли мы его под Смоленском, а не в джунглях Новой Гвинеи. Но это потом, а сейчас пока есть еще немного времени, надо наслаждаться последним днем отдыха. За ежевикой, что ли, на другой берег сходить. Здесь-то ее уже не осталось, а вот на том берегу должно быть много. Нас там не было, а местные из деревни туда ходить боятся. Вроде как места там нехорошие – суеверие. Правда по лесу в платье ходить не очень удобно, но возвращаться назад в лагерь и переодеваться в камуфляж как-то была неохота, да и к тому же он после вчерашней стирки, скорее всего еще не высох. Ладно, пойду, в чем есть, – решила Маша, и направилась к противоположному берегу озера.

Идти пришлось долго, минут тридцать-сорок, а может быть и больше, но не зря. В небольшом овражке ежевики было полно, вот только собирать-то ее было не во что, ни банки, ни ведерка. Ничего, решила Маша, будем считать, что это была разведка. До вечера еще далеко схожу в лагерь, позову пару-тройку ребят, и насобираем на дорогу ягод.

Но, вернувшись к южной оконечности озера, она поняла, что заблудилась. Нет, место было то же самое. Полукруглая бухточка, на берег которой они несколько дней назад вытащили трактором обломки По-2. Вот только колеи от трактора не было, и деревья стояли какие-то другие, ниже. Но большой, поросший мхом валун находился на месте. Странно, куда это я попала. Маша растерянно огляделась по сторонам. Все вроде бы так и не так. Ладно, сейчас по навигатору выясню. "Нет ответа сети", – высветилась надпись на экране айфона, GPS-навигатор тоже не работал. И, что самое странное, даже «МЧС 112» отсутствовал.

Не проблема, без навигатора обойдемся. Солнце в небе всегда укажет путь. Маша подняла голову. Солнце оказалось не на месте. Вернее не там, где ему полагалось быть во второй половине дня. То есть в западной части неба. Вместо этого оно было в восточной, и его положение говорило о том, что сейчас не около четырех часов вечера, а часов двенадцать дня, или в этих пределах. Но такого в принципе не могло быть, хотя бы потому, что из лагеря к озеру, а это Маша помнила точно – она ушла после обеда. Иными словами после двух. Туда-сюда – час-полтора. Да и часы на телефоне показывали 15 часов 27 минут, что полностью согласовывалось с внутренним ощущением потраченного времени. Что же это получается. Маша еще раз внимательно огляделась по сторонам. Место на берегу озера явно то, но вот только деревья не те и колеи от трактора нет. Не могла же она за полтора часа зарасти. Конечно, не могла, а значит место все-таки не то. Путь так. Но что тогда со связью произошло? Где GPS, где «112», и, наконец, почему солнце не на месте. По спине у Маши пробежал неприятный холодок, а вслед за этим возникло ощущение, что случилось что-то очень-очень нехорошее, непоправимое.

Так, все, что бы там ни произошло, надо идти к Минскому шоссе, — решила она. До него максимум пять километров на север по прямой. Мимо не пройду. А там, там по обстановке, в крайнем случае, доберусь автостопом до ближайшего населенного пункта. Все, вперед, — Маша, развернулась спиной к солнцу и углубилась в лес, не заметив, как у нее из кармана выпал мобильник.

Идти пришлось недолго, через какие-нибудь пятнадцать-двадцать минут она вышла на грунтовую дорогу и увидела странное зрелище. По дороге группами шли люди – в основном женщины с детьми, все с сумками и узлами. Вид у них был такой, как будто они в пути уже несколько дней. Понаблюдав за идущими с минуту и так и не поняв, что тут происходит, Маша вышла из леса и присоединилась к ним с намерением расспросить, кто они и что вообще тут случилось. Люди шли молча, и на ее появление никто не обратил внимания. "А что там радио сообщает, взяли немцы Минск?" Какие немцы? Маша обернулась в сторону говоривших. "Еще на прошлой неделе я сам слышал", вмешался в разговор мальчик лет двенадцати помогавший матери катить небольшую ручную тележку. Здесь что, кино, что ли, про Великую Отечественную войну снимают, а я в массовку влезла, – подумала Маша, отходя к обочине. Но где тогда киногруппа? Почему камер нигде не видно. Издалека послышался шум авиационных моторов.

«Немцы! Самолеты немецкие!» – закричали люди и бросились прочь от дороги, бросая вещи. Из-за леса появились два немецких? Немецких самолета! «Мессеры» BF-109. Раздался треск пулеметов, и по дороге, рядом с Машей, пробежала цепочка фонтанчиков от пуль. Послышались крики и стоны раненых. Самолеты развернулись и пошли на второй круг. Это не кино, не кино, — скорее почувствовала, чем поняла Маша и бросилась в придорожные кусты. Как раз вовремя. На том месте, где она стояла секунду назад, прошла пулеметная очередь.

— Ты как, дочка, не ранена, — обратился к ней старик с длинной седой бородой. — Если нет, то вставай, улетели, ироды.

— Нет, нет, дедушка, — дрожащим голосом ответила Маша и задала вопрос, на который, как ей казалось, она уже знала ответ. — А что тут происходит?

— Как что – война, дочка, — скорее настороженно, чем удивленно ответил старик. — Десять дней, как немец напал и все прёт и прёт. Да ты что контуженная, что ли, или речь Молотова не слышала.

— Не слышала, — заикаясь ответила Маша. — Я с ребятами в лесу была.

— Ну, тогда понятно, — уже более спокойным тоном сказал старик, — а то я, грешным делом, подумал, что ты – того,  — и он, не закончив фразы, направился к дороге.

Маша пошла за ним и чуть не споткнулась о тело убитой девушки. Та лежала на спине и смотрела широко открытыми глазами в голубое небо. Ее живот разворотила пулеметная очередь. Мертвая, — сразу поняла Маша, с такими ранами не живут, а это у нее что. Из нагрудного кармана погибшей торчала маленькая красная книжечка. Маша достала ее и развернула. Это оказался комсомольский билет на имя Ворониной Марии Сергеевны 1917 года рождения.

Все стало ясно. Она – Воронина Мария Николаевна 1982 года рождения, каким-то образом попала из 2007 в 1941 год и назад уже никогда не вернется. Никогда уже не увидит ни маму, ни папу, ни младшего братика – ботаника и компьютерного гения в больших толстых очках. Она в прошлом в том прошлом, где её когда-то убили на той, теперешней войне. Перед глазами все поплыло, и Маша провалилась в черную пустоту небытия.

— Дочка, дочка, очнись! — кто-то тряс ее за плечи.

Маша открыла глаза. Перед ней на коленях стоял тот самый старик с седой бородой и пытался привести ее в чувство.

— Ну что ты, что ты, убитую увидела и испужалась. Так-то с первого раза, с непривычки бывает. Я вот тоже, когда в 14-м годе своего первого немца на штык взял, так он мне почитай месяц по ночам снился, а потом ничего, привык. И ты привыкнешь, только совсем привыкать не надо, плохо это. На вот, возьми, — старик подал Маше открытую флягу. Маша глотнула и закашлялась. Квас не квас, вино не вино. Что-то непонятное с запахом трав. Но от нескольких глотков стало легче, голова прояснилась. Маша встала на ноги.