Разошлись — она на кухню, резать бутерброды, он к небольшому осколку зеркала, присмотреть на лице, нет ли чего. Заодно запомнить черты своей новой физиономии. А то вдруг забудешь, кто ты, вот лопухнешься, изумив окружающих!

Полина попыталасьему сбагрить объемный пакет, куда положила почти все бутерброды. Но попаданец, не слушая возмущенные писки этой пигалицы, выпотрошил ее послание и оставил компактный сверток в три бутерброда. Точнее, между двух ломтей хлеба положилтри пластины ветчины. Хватит, не жрать иду!

И вышел из квартиры, отрезав ее проблемы и возмущенные вопли девушки. Так называемые парижские туфли (кто докажет?) не очень-то подходили на нынешние улицы. Асфальт был теоретически уже известен человечеству посредством его отдельных (очень редких) представителей, но на улицы городов (любых, не только российских) он в массовом порядке появится еще не скоро, как минимум, в начале ХХ века.

Итого, хоть и столица, а сырость, лужи и грязь. Тем более, балтийская осень была весьма прохладной, а порывы ветра делали ее откровенно промозглой.

Простудишься тут и заболеешь, а то и умрешь, - озаботился Андрей Георгиевич, - шинелишку бы купить, да какую? Ни военную, ни виц-мундир штатский, не положено-с! Ведь нигде не служу. При Николае Iс этим было строго. Загремишь на гауптвахту, а потом из Санкт-Петербурга. Армяк крестьянский так это тоже. Тепло, но не положено недорослю дворянскому. Стыдно!

Под эти мысли и холод он, хотя и его постоянно атаковала норовистая зверушка под названием жаба обыкновенная, остановил извозчика. Здание комиссии было недалеко и тот попросил или потребовал всего лишь 15 копеек (гривенник с пятаком)! Питаться, если скудно, можно несколько дней!

Зато в пролетке он наконец перестал стучать зубами. Здесь, хотя и было холодно, но не доставал ветер, а сметливый извозчик, осмотрев пассажира, в миг предложил ему суконное одеяло, побитое волчьей шкурой.

Так и доехал. Дорого, зато с комфортом. Дал 15 копеек, подумал, добавил еще пять. Пятаки были медные, привязанные к ассигнациям. То есть медные пять и пять никак не равнялись серебряным десять копеек.

Впрочем, извозчик все равно простужено прогудел «благодарствуйте» и щелкнул лошаденку. При современных для XIXвека ценах даже медный пятак, полученный на спасибо, означал довольно много.

А Андрей Георгиевич неспешно, но скромно, не наглея, поднялся в здание. День был неприсутственный. Классные чиновники (то есть имеющие чин или класс) вообще отсутствовали. Он обнаружил только низших служителей, типа дворников и писарей, да где-то в глубине дома предполагались коллежский регистратор (XIIIкласс), помогавшие ему два городовых секретаря (XIVкласс) и несколько копиистов без классов. Чиновничья мелюзга, конечно, но попаданец, опираясь на данные памяти предшественника, очень даже зримо полагал, что и к ним на сивой кобыле не подъедешь. А он хоть и дворянин, но совсем не служил и никакого класса не имел.

Да и зачем ему чиновники? Поговорить он сумеет и с дворником. Он еще с XXIвека знал — как раз они-то и лучше всего были проинформированы об ответственных служащих (в XIXвеке — классных чиновников). Поделится с ним ветчиной, которую именно для этого и взял, а не укрощать свою утробу, как наверняка думала Полина. Даст три-пять копеек, которые он специально выменял под это дело, на крайний случай, сбегает за штофиком водки. Расскажет обо всем, как миленький, даже про сугубые тайны!

Подумал, и уверенно толкнул невзрачную дверь направо.

Хорошо, что не налево, - подумал попаданец насмешливо. Вежливо, но решительно вошел внутрь, не забыв при этом поздороваться.

Дворницкая была меблирована скромно — дощатый стол и две простые тяжелые скамьи — одна около стола и выполняла, как понимал Андрей Георгиевич, роль стульев. Или, сообразно этому месту, табуреток. Другая более скромно притулилась около стены. Она была топчаном. А небрежно кинутая облезлая шуба только подчеркивала это. Здесь дворник в свободное время «думал».

Единственный хозяин как раз сидел и пил чай. На скрип двери он неохотно обернулся. Кто бы не был пришедший, он не имел особого интереса у дворника Мефодия. День был неприсутственный, а, значит, начальство прийти не должно. Остальные же могут идти отсюда лесом!