Думала ли Габи о ночи, когда она сделала выбор, и вошла в одну из этих комнат, она не дала и намека на это. Она, не останавливаясь, повернула налево.

Мэддокс нашел ее перед своей кроватью с опущенными руками. Он закрыл дверь в комнату, в которой спал на протяжении первых восемнадцати лет своей жизни.

Габи вздрогнула, когда он провел пальцами по спине. Когда он нащупал ее соски, они были твердые и напряженные. Она прижалась к нему, когда он положил руку на промежность. Она была настолько горячая там. Он не сомневался, что она была мокрая и готовая. Он мог за считанные секунды сорвать с неё белье и окунуться внутрь. Но сначала он хотел кое-что услышать.

— Скажи мне еще раз, Габриэла, — настаивал он.

Она повернулась, прижимаясь к нему грудью и обвивая руками его шею.

— Тебя, — захныкала она, целуя его в угол челюсти, когда он схватил ее длинные волосы, еще мокрые от дождя. — Я хочу только тебя, Мэддокс, — сказала она и нашла его губы.

Он на мгновение потерялся в пьянящем танце языков, а затем отстранился. Это было не совсем то, что он хотел от нее услышать.

Ее джинсы были узкие. Он грубо стянул их с бедер. — Что ты хочешь от меня? — она тяжело дышала, но глаз с него не спускала. Она молча смотрела на него и дрожала.

Мэддокс стянул с неё белье, разрывая ткань. Он не собирался быть нежным. Он чувствовал, что она так или иначе не хотела от него нежности. Засунув один палец внутрь нее. Это рассказало ему, насколько она была готова. Он освободил член и прижался к ее медовому центру.

— Это, то что ты хочешь?

— Да, — прошептала она, положив руки ему на плечи, глаза были полузакрыты.

— Что?

— Да, — сказала она более четко. Ее полные губы сомкнулись, когда она посмотрела на него с уверенностью. — Черт возьми, Мэддокс Маклеод, я хочу тебя, — она окончательно стянула джинсы и скользнула на кровать.

Мэддокс опустился сверху, раздвигая её ноги. — Знаешь, сколько женщин я перетрахал?

Она поморщилась. — Мне все равно.

Он был прямо напротив её входа. Она выгнулась к нему, постанывая, пытаясь по-быстрее ощутить его внутри.

— Так и есть, — сказал он ей. — Потому что под всем тем неважным трахом была и есть только ты, Габриэла. А теперь у меня ты сама.

Он быстрым толчком вошел в нее, и она задохнулась, ее колени уперлись его ребра, ногти впились в спину. Мэду пришлось постараться удержать себя, чтобы не перейти черту. Она ощущалась в тысячи проклятых раз лучше, чем в его самых откровенных фантазиях. Она скользила и извивалась, достигнув оргазма за минуты. Мэддокс решил, что у неё было не много любовников. По факту, у неё всего-то был один.

Когда она еще стонала от удовольствия, он спросил ее. — Сколько?

Он вошел глубже, и она задохнулась, впиваясь зубами в его плечо. Мэд стиснул зубы, борясь с самим собой. Он еще не хотел кончать.