— Помилуйте! Подарил чек на четыре тысячи, а потом завил, что потерял! Мы его принимали, как хорошего знакомого, а он над нами насмеялся. Ведь могут подумать Бог знает что!
Сетования этого мужа как нельзя более характерны, в них отражается весь строй общественных сношений. Мужчина подарил женщине 4 тысячи рублей — в этом ничего особенного нет, это в порядке вещей, скрывать поэтому факт дарения нет надобности. Мужу и в голову не приходит, что «подарок» может вытекать из нечистых сношений его жены с дарящим, — он негодует только, что даритель сыграл с его женой глупый фарс, который может бросить на жену тень подозрения. Ему и в голову не приходит, что нужно иметь какое-нибудь право, чтобы дарить; он полагает, что можно и естественно дарить женщине по 4 тысячи, только как простой знакомой.
Точно так же роль женщины, принимающей 4 тысячи рублей от знакомого, ему нисколько не кажется предосудительной. Словом, на сцену опять выплывает то же «татарин дал», — всем понятное и нисколько не зазорное.
Отчего не поживиться от татарина? Что тут такого?
В отдельных случаях оно часто так и бывает: даст татарин и на этом дело и окончится. Но такой взгляд женщин на татар в результате приводит к тому, что у всякого мало-мальски зажиточного татарина имеется любовница не-татарка — русская, полька, еврейка, немка, реже — грузинка, еще реже — армянки. Объясняется это тем, что грузины и армяне знают точное значение татарских подарков и вовремя принимают меры, — все же остальные, как люди пришлые, с обычаями татар и взглядами на вещи незнакомые, более смело «играют с огнем» и, разумеется, в конце концов обжигаются. Жена, втянутая подарками в роскошь не по средствам, принуждена бывает сдаться, и или оставляет мужа, переходя открыто на содержание татарина, или же ставит мужа в печальное положение совладельца с татарином, доставляющим ей усиленные средства к жизни.
Мы остановились на сношениях замужних женщин с татарами, во-первых, потому, что явление это достаточно распространенное, а во-вторых и потому, что продажность женщины тут наиболее явна и доказательна, меньше сомнения в том, что связь основана на корыстных расчетах женщины, а не на влечении по страсти.
Уже само предпочтение такими женщинами татар мужчинам других национальностей объясняется просто тем, что татары щедрее и легче поддаются эксплуатации.
Но это, конечно, не значит, что татары являются исключительными претендентами, они только первенствуют среди равных и, в сущности, недалеко ушли в этом отношении от христиан. Разница только в том, что у христиан такие связи скрываются более тщательно, но это понятно почему. Татарин, сожительствуя с женщиной, в сущности не совершает никакого преступления, ни против религии, ни против обычного права, — и закон религиозный и обычай если не поощряют, то разрешают ему это сожитие и мало отличают его от обыкновенного брачного сожития. Поэтому и скрывать ему такие отношения к женщине нет надобности, ибо он вправе вступить в такие отношения, во всякое время он может даже привести эту женщину к себе в дом, и это будет в порядке вещей.
Христианин же совсем в ином положении — ни религия, ни обычное право не разрешают ему сожительства вне брака, а, напротив, строго воспрещают. Вступив во внебрачную жизнь, он нарушает и обычаи, и религиозные постановления, и попирает право своей жены, словом, делает недозволенное, а поэтому должен скрывать свои поступки. Кроме того, ему понятнее и та опасность, какая грозит его любовнице, если их связь обнаружится; он с молоком матери всосал общепринятый взгляд цивилизованных народов, налагающий на любовника обязанность хранить тайну любовницы, хотя бы она и брала за свою любовь деньги.
Но это нисколько не влияет на число внебрачных связей христиан; они так же распространены, как и у татар, только тщательнее скрываются.
Первенство жены
Но оставим это в стороне. Нам важно определить не это, а само положение «содержанки при муже», а также и степень ее приближения к проституции.
«Содержанки при муже» — это явление прямо противоположное отмеченной нами торговле женами. Как там инициатива, а, следовательно, и вина падает на мужчину (мужа) — так тут виновницей является женщина. Как там физически и нравственно муж давит жену, так тут жена если не физически, то нравственно терзает мужа, стремясь к целям наживы или честолюбия.
Вот, например, муж — человек вполне порядочный, нравственно щепетильный, но слабохарактерный, — любовь к жене захватила его всего. А она всем известная прожигательница жизни, счета ее портнихи посылаются сегодня к одному, завтра к другому, через неделю к третьему покровителю. Муж не может не видеть этого, он чувствует, что и для других поведение его жены не тайна, но не имеет силы даже сказать ей об этом и только старается хоть сколько-нибудь восстановить ее репутацию в глазах других.
— Она легкомысленна, это правда, — говорит он своим друзьям и знакомым, — но если бы вы знали, какая у нее добрая душа! И как она любит меня! Когда я болею, она вся измучается, не спит, не ест, не пьет.
Бедный, жалкий человек! Он старается уверить в непорочности жены часто тех, которые покупали ее, покупали грубо, с предварительным установлением цены: за столько-то!
Эта женщина в особенности типична своей продажностью, а поведение ее характерно. Она вращается в лучшем обществе и в то же время прямо таксируется на бирже разврата, всякий знает, что ее можно купить за столько-то. Все это знают, что называется, взасос рассказывают друг другу о ее похождениях, — но и только, она принята везде, продажностью ее, в сущности, никто ни гнушается. В сущности, даже и разговоры о ней не касаются ее продажности, а отмечается главным образом откровенность ее поведения.
Вышла из театра, села с
В преступление ей ставится только то, что она едет на разврат при всех, — а то, что она, имея мужа и вполне сносное обеспечение, все же торгует собой, — в вину не ставится. Это в порядке вещей, красота женщины вообще продажна, она предмет рынка, как и всякий другой товар. И это потому, что кроме красоты, буржуа известного сорта не ценит в женщине ничего, чисто человеческие достоинства ее не имеют спроса, с ними — «без дел», как говорят биржевики. Женщина, таким образом, вынуждена или остаться вне внимания мужчин, отступить и дать дорогу другим, или же воздействовать на окружающих своей красотой и только красотой. Женщина исключительно сильная, конечно, не подчинится этому режиму и скорее останется одинокой, вне общества, но ведь исключительно сильных, ставящих свое человеческое достоинство выше радостей жизни, немного, они редкость. Рядовая же женщина поневоле идет в уровень со всеми, т. е. помощью красоты добивается успеха в обществе. А так как красота требует рамки, которая требует денег, то и кончается тем, что красота и ее обладательница делаются рыночной ценностью.
Кто тут виноват — женщины ли, подлаживающиеся ко вкусам мужчин, или мужчины, разряженную красивую куклу предпочитающие человеку?