Когда её наконец-то неожиданно отпустили, Габриэль, пылая ненавистью, уставилась в сощуренные золотые глаза, очутившиеся около её личика, и заметила в них тайное огненное пламя.

Капитанша процедила сквозь зубы:

– Так вы в состоянии идти сама?

Берта и Портерий издали звук, похожий на хохот.

Это лишь сильнее возмутило Габриэль, и она кинула:

– Нет! Мои ноги изранены!

Габриэль вскрикнула, когда капитанша, не церемонясь, взяла её ножку и осмотрела ступни.

Девушка не заметила, как нервозно задёргались мышцы на её лице за мгновение до того, как она, отпустив её ножку, заметила:

– Вы очень горды, чтобы надеть рабскую обувь… но, забыв о своей гордыне, просите помочь, когда начинает страдать ваша нежная кожа.

– Прошу помочь? – В глазах Габриэль чётко читалась злость. – Вы сказали – прошу? – Она поднялась на ноги, игнорируя боль, ощутив нежданный прилив сил, и высоко задрала подбородок. – Можете не переживать, капитанша, я никогда не стану просить вас помочь мне! – Габриэль развернулась и прокричала смотрящим на них Берте и Портерию: – Ну и чего вы ожидаете?

Она пошла дальше, испытывая при каждом шаге боль, которую невозможно описать.

Габриэль решительно шла, а вечернее зарево плавно переходило в ночную тьму.

***

– Я вам на сегодня ещё необходима, госпожа?

Марсела Мэтиус с пустыми глазами развернулась к седой особе не очень высокого роста, которая встала в дверном проёме её маленькой гостиной. Она нехотя свела брови, хотя всегда следила за выражением своего лица, оберегая от очередных морщин своё уже далеко не моложавое лицо, и качнула головой.

– Нет, Мария, ты на сегодня свободна, так что ступай, если хочется.

Мария кивнула и покинула гостиную. Марсела выждала, когда захлопнется дверь, и только тогда испустила судорожный вздох. Она, сама того не желая, чувствовала лёгкость, обретя наконец свободу от пытливых глаз Марии, хотя понимала, что лишь привязанность старой горничной является причиной этого интереса.

Мария знала свою госпожу с детских лет – это долго, чтобы не понимать, как та мучается; к тому же Мария обладала очень проницательным умом, чтобы не понять причины её тревоги. Ну и где же он? Марсела приблизилась к трюмо и застыла перед серебряным зеркалом. Она внимательно и без пристрастия смотрела на своё отражение, видя там женщину не первой свежести, но до сих пор превосходную. Ей припомнилась фразу, которую всегда твердил её ненаглядный Арсентий.

«Я самый счастливый мужчина, который женился на такой превосходной женщине, которая прекрасна душой и телом».

Он слыл поэтом, поэтому, скорее всего, и умер в молодости. Преодолев горечь потери, она ещё не понимала, что быть одной в скором времени станет меньшим несчастьем из того, что ожидало её после ухода из жизни супруга.