Трое суток полки нашей дивизии отбивали непрерывные контратаки вражеских танков и пехоты, поддерживаемых огнем тяжелой артиллерии и многоствольных минометов. Но особенно ожесточенные бои начались 15 октября. Противник с утра ввел в дело свежие части 3-й танковой и 12-й пехотной дивизий. А затем с 14.00 до 21.00 гитлеровцы предприняли четыре контратаки, каждая силой от батальона и до полка пехоты, которые всякий раз сопровождали от 20 и до 50 танков и САУ. Но все эти контратаки мы отбили с большим уроном для противника.
Правда, и наши полки первого эшелона понесли чувствительные потери. Погибло немало руководящего комсостава, в их числе командир 882-го стрелкового полка подполковник Ф. М. Стефаненко и командир 885-го подполковник В. И. Шипилов.
В 20.00 меня вызвал к себе командир дивизии. Наблюдательный пункт его находился на западной опушке молодой дубовой рощи в полутора километрах от передовой. Справа, метрах в пятидесяти сзади от входа в блиндаж, я увидел грузовую машину и около нее — несколько бойцов и командиров. И когда уже подходил к блиндажу, кто-то сказал, что это привезли Стефаненко.
— Как привезли? — невольно вырвалось у меня.
— А вот так. Убит… — ответил тот же голос.
— …Видел? — не поднимаясь из-за стола и не ответив на мое приветствие, спросил меня комдив. — Второй командир полка за сегодняшний день погибает. Меня обвиняют, что дивизия не выполняет задачу, что я со своими командирами полков бездельничаю. А вы, — Исаак Гаспарович поднялся из-за стола и, повернувшись вправо, указал пальцем на незнакомого полковника, сидящего у стенки, — требуете посылать в пекло третий полк, чтобы и этого, — он повернул руку в мою сторону, — убили? Нет! Восемьсот семьдесят восьмой полк вводить в бой не буду! Дивизия не была как следует поддержана ни артиллерией, ни авиацией. Мы своими — только своими! — силами пробили брешь в обороне противника, а меня же за это еще и обвин…
Голос комдива оборвался на полуслове. Он немного постоял, потом прижал правую руку к левой части груди и медленно, морщась от боли, сел на свое место.
Мы знали, что генерал Гаспарян страдал ишемической болезнью сердца. И частенько на несколько дней ложился в медсанбат на профилактику. И вот сейчас, когда погибли такие люди, его сердце снова забарахлило. Да к тому же и эти неудачи, упреки, в основе своей и заслуженные, но все же… Дивизия ведь в самом деле сделала все, что было в ее силах.
— Видел Стефаненко? — спросил между тем меня Исаак Гаспарович тихим голосом. — Шипилов — тоже. Иди, командир полка, простись с боевым другом. А что делать дальше, доведу до тебя потом… И не обращай внимания на мою горячность. И понимаю, что требуют с меня правильно, а вот… День сегодня такой нервный.
На улице уже смеркалось, когда я вышел из блиндажа комдива. У автомашины по-прежнему толпились бойцы и командиры. Я подошел к ним, они расступились. Через открытый задний борт увидел лежащего на плащ-палатке Стефаненко, одного из лучших командиров полков, прошедшего с боями от Москвы почти до границы с Восточной Пруссией. И вот теперь…
Стоявшие рядом с машиной молча смотрели на своего командира. И только адъютант Стефаненко, молоденький лейтенант, не мог сдержать слез.
Сняв фуражку, я попрощался со своим боевым другом, мысленно дав клятву жестоко отомстить за него фашистским мерзавцам.
* * *
Подошел адъютант и сказал, что меня просил зайти к нему начальник штаба дивизии.
В землянке подполковника П. К. Кузьмина довольно ярко горела самодельная, из гильзы, лампа, освещая разложенную на столе карту.
— Миша, — неофициально и ласково обратился ко мне Павел Кузьмич, готовь свой полк для смены восемьсот восемьдесят второго и восемьсот восемьдесят пятого полков. В них осталось очень мало людей. В обоих в два раза меньше, чем у тебя одного. Дивизии приказано перейти к обороне. Комдив принял решение твоему полку к утру занять оборону на этом участке, — Кузьмин показал карандашом участок обороны полка, — а те два полка вывести в рощу юго-восточнее Залузе. О начале н окончании смены, занятии обороны докладывай. Письменный приказ получишь, а сейчас готовься.
Я не удержался, спросил начальника штаба, кто тот строгий полковник, что сидит сейчас у командира дивизии. Павел Кузьмич помолчал, а затем сказал:
— Заместитель командира корпуса. Мужик вроде бы и неплохой, но слишком уж подчас резок…
Через несколько часов полк получил письменный боевой приказ комдива, в котором нам уже ставилась более конкретная задача. Полку с приданным артполком дивизии приказано было занять оборону на рубеже Шляхетска, Севереново. Основные усилия сосредоточить вдоль шоссе Залузе — Ружан.
Смена полков первого эшелона прошла спокойно. Фашисты за трое суток непрерывных контратак тоже понесли немалые потери и сейчас, как говорится, зализывали свои раны.