В разговор вступил Джон Хауэлл.

— Билли, эта информация — моя, и я бы был весьма признателен, если в течение суток не будут проинформированы другие органы печати.

Билли окинул взглядом происходящее.

— Само собой, Джон. Судя по размаху операции, мы до этого времени сами не будем еще иметь понятия, каков ее истинный объем, но заранее могу сказать, что я не хотел бы быть тем, кто об этом объявит. Это дело Такера и мистера Карра. — И он обратился к Хью Холмсу. — Почему бы нам не поехать по домам и не дать возможность поработать профессионалам?

— Лучшего не придумаешь, — согласился банкир.

С учетом случившегося, Холмс был необычайно молчалив по пути домой, подумал Билли.

А там, у Фокси, Джон Хауэлл зарядил фотоаппарат и стал расхаживать по всей территории раскопок, снимая все подряд. Он остановился, чтобы сфотографировать пожилого черного, опирающегося на лопату. А тот стал указывать на Такера.

— Этот у нас теперь начальник по-олиции, да-а? — спросил он у Хауэлла.

— Да. Мужик, что надо.

— И всегда б-был.

— Как так?

— А я его знал еще мальчиком, — сказал тот. — Мы в детстве страшно озорничали. Уилли и я.

Хауэлл прервал съемки.

— Вы вместе выросли в Коламбусе?

— Да нет, сэ-эр. Мы выросли прямо тут, в Делано. Папа Уилли работал на папу мистера Билли, когда тот еще был фермером.

Хауэлл внимательно посмотрел на собеседника. Тот выглядел абсолютно трезвым и в здравом уме… Он был из числа заключенных, которых Бартлетт свез сюда с ломами и лопатами. Хауэлл вынул записную книжку.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Меня зовут Уолтер Джонсон, — ответил тот, — но народ прозвал меня «Джонсон-с-Негнущейся-Спиной».