Ни один из них не проронил ни слова, пока Дэниел садился на свое место напротив Макгейла. Дэниел несколько минут разглядывал Макгейла. Тот был маленьким и худым. Угадать его возраст было трудно: на его лице практически не было морщин и даже его руки выглядели молодо. Но в то время как внешность намекала на человека лет пятидесяти, глаза принадлежали более пожилому человеку. Вместо его одежды, которую конфисковали, на нем был бумажный тюремный костюм, и уже казалось, что он спал в нем неделями. Неряшливая внешность совсем не вязалась с решительностью в его глазах.

– Мистер Макгейл, я Дэниел Лоренс, и меня назначили представлять ваши интересы.

Голос Дэниела звучал уверенно, в нем не было и следа его прежних сомнений. Он протянул руку, и Макгейл пожал ее. Рукопожатие пожилого человека было крепким, но не слишком сильным.

– Приятно познакомиться, мистер Лоренс.

Дэниел удивился его интеллигентному ирландскому голосу, но не знал почему. Отсутствие мозолей на его ладонях указывало, что он не привык работать руками. Это Дэниела тоже удивило. В его представлении террористы редко были интеллектуалами.

– Разумеется, вы знаете, почему мы оба здесь. Но перед тем, как обсуждать сегодняшние события, я хотел бы заверить вас, что действую исключительно в ваших интересах. Моя обязанность как вашего адвоката…

Макгейл поднял худую руку, Дэниел замолчал.

– Мистер Лоренс, я очень хорошо знаком с процедурой и с системой уголовного наказания. Пожалуйста, не думайте, что вам стоит их мне объяснять.

– Значит, вы раньше имели дело с полицией?

– Нет, сэр, совсем нет. Но я немного читаю лекции по этой теме. Я преподаю политологию в университете, поэтому можете считать, что я знаю основы.

– Вы преподаватель. И в то же время…

Макгейл вновь поднял руку. Дэниел подумал, что это привычка, связанная с преподаванием: способ утихомирить студентов. Он подчинился.

– Возможно, будет лучше, если я объяснюсь, мистер Лоренс. И потом отвечу на любые ваши вопросы.

Дэниел кивнул. Макгейл тоже. А затем замолчал. Дэниелу казалось, что он собирается с духом.

Когда он наконец заговорил, это был поток слов, быстрый и неконтролируемый:

– Мистер Лоренс, я сделал то, что сделал, потому что верил: это единственное, что мне оставалось, и мои действия были лучшим, что я мог совершить для своей страны. Всю свою сознательную жизнь я изучал, описывал и преподавал политические науки. Я искренне верю в мирное разрешение политических разногласий. Своей деятельностью я стремился положить конец конфликту в Северной Ирландии, который разорвал мою страну на части. Тридцать лет, мистер Лоренс. Тридцать лет, посвященных обучению будущих поколений тому, что мы можем покончить со Смутой[15] с помощью переговоров и компромиссов. Этому же я учил своих сыновей. Я не возлагал на будущее ничего, кроме надежд. Но моим детям в будущем было отказано, они никогда не сыграют в нем своей роли. Они ничего никогда не сделают, мистер Лоренс, потому что не все хотят положить конец тому аду, в котором живет Ирландия. У меня отобрали мою жену и моих детей. Они были убиты, потому что не все выиграют от объединения Ирландии. Некоторым людям есть что терять, и они сделают все, чтобы подорвать мир, к которому стремится Ирландия. Мне потребовались усилия и время, чтобы это понять, мистер Лоренс. И тогда я осознал, что мой подход не работал. Как только я понял, что моя жизнь разрушена – и что без радикального вмешательства она будет разрушаться снова и снова, – мне стало понятно, что нужно что-то делать. То, что я сделал сегодня, я сделал для себя, своей семьи и своей страны. Я встану и скажу это в любом суде, перед которым должен буду предстать.

Макгейл замолчал, откинулся на стуле, однако его напряжение не спало. То, что он сказал, застало Дэниела врасплох. Никогда раньше он не слышал столь прекрасно сформулированного объяснения убийства. Это не были слова фанатика, но слова образованного человека, который верил в собственные идеалы и избрал путь, казавшийся ему единственным возможным.

Секунды или даже минуты проходили в молчании, пока Дэниел обдумывал услышанное. Было слишком много информации, которая повергла его в шок. Он не был готов к тому, что человек, которого он считал фанатиком или психопатом, окажется столь разумным.

– Вам, возможно, нужна минутка, мистер Лоренс? – наконец снова заговорил Макгейл.

Дэниел поднял взгляд. Он не заметил сколько времени провел в глубоких раздумьях. Адвокат встрепенулся, понимая, что нужно было соображать на ходу. Масса вопросов возникла у него в голове: когда погибла семья Макгейла? Что привело его на Трафальгарскую площадь? Неясностей было много, но только одна требовала немедленного прояснения: