Я только пожал плечами. Как будто вся наша комиссия не насмешка.

Именно в этот момент показалось солнце. Да такое сильное, что пришлось задернуть шторку, чтобы лучше видеть экран дисплея. Пока на нем отражалось все то же: «Вега» работала как часы.

Члены комиссии устроились поудобнее, а Валя приступила к своим обычным делам. Она проверила и записала рабочие режимы «Веги», откорректировала установку «Климат» (при этом спросила: может быть, нам хвойную рощу в зале воссоздать, но Мальцев напомнил, чтобы она делала все как обычно). Потом Валя проверила систему сигнализации, для порядка списала нули сумматора продукции со счетчика, хотя знала, что никакой продукции нет. Она, как положено, сделала запрос о состоянии энергохозяйства, материального склада и других подразделений завода. На дисплее четко прошли все сигналы и выдали ей нули тренировочного режима, которые она тем не менее тоже аккуратно заприходовала в оперативную память «Веги».

Я, естественно, обращал на девушку не много внимания — следил за дисплеем. Мне докладывать. Дисплей фиксировал четкую уверенную работу машины. Действовал известный «закон подлости»: долгожданного сбоя все не было и не было.

Так прошел час, и второй, и третий. Солнце вовсю палило. Крыши завода высохли и побелели.

Вахта Семеновой кончалась.

Результат нулевой, если не считать колоссального количества сожранной энергии (в тренировочном режиме энергетический цикл разрывается, энергетический КПД резко падает). И еще я подумал о том, что только машина может вот так вхолостую вкалывать с полной отдачей, именно такое отношение к делу и проводит границу между искусственным и живым разумом. К примеру, если наша комиссия еще пару дней проработает вхолостую, наши мозги совсем отключатся.

У некоторых коллег по комиссии они, похоже, уже отключаются. Мой сосед, художник, например, сидит и цветочки рисует. Жиденькие такие цветочки, с четырьмя лепестками крестом, похожими на маленький пропеллер самолетов винтовой авиации.

Вахта Семеновой заканчивалась. «Вега» рубила свое исправно.

— Ну, хорошо, — сказал Мальцев, — а какой-нибудь вспомогательной работой вы не занимаетесь на вахте?

— Что вы! Инструкция категорически запрещает! — округлила Валя глаза.

— Я не о том говорю, — разочарованно вздохнул Мальцев.

Тут художник завершил свой гербарий, размашисто расписался на листе и протянул рисунок Семеновой.

— Да вот... я иногда еще цветочки поливаю, — между прочим сказала та, принимая рисунок.

— Ну, полейте...

Валя принесла воды, полила. Естественно, «Вегу» это мокрое дело ничуть не расстроило. Машину будто заклинило на хорошей работе, точно она изо всех сил старалась выслужиться.

Тут наш биолог показал пальцем на три цветочных горшка, елочкой прикрепленных к стене как раз над серебристым шкафом криогенных преобразователей, и спросил:

— А почему вы в те горшки ничего не садите? Высоко? Не хочется забираться?

— Я сажу, но там цветы не растут. Может быть, жарко, а может, из машины выходит какой-то дух... — Валя пожала плечами и добавила: — Корни растут, а цветы не растут.

Она взяла стульчик, подошла к шкафу криогенных преобразователей и отломила тоненький зеленый червячок, вылезший через днище в дырочку для спуска лишней влаги.