— А так. Приехал, понимаешь, по моему личному приглашению встречу провести, чуть свет из гостиницы ушел в энном направлении, и до сих пор нету! Должно, отправился по злачным местам.
— Какие же, — говорю, — у нас злачные места. Не Париж, слава богу, не развернешься.
— Командированный, — говорит, — найдет где развернуться. Он как вырвется с глаз жены и начальства, и… дело известное. Я, брат, сам в Днепропетровск ездил, там в яме с соляркой ночевал.
— Что же теперь делать?
— А я, — говорит, — уже кое-какие меры принял: актив разослал, Як Яклича отправил по забегаловкам, чтоб поспрошал. Сашку Бедровича, как он парень молодой, — по девчатам, у которых моральный облик не соответствует… Видал на площади «Вилы»? Там все сняты на фотокарточки, и адресок каждой проставлен… Дал и по афише с портретом. На и тебе… Помоги, брат! Сходи в морг, в милицию, в медвытрезвитель — нет ли там его? А то мне отойти нельзя, ну-ка, откуда вынырнет…
Я и пошел. Везде показываю афишу, тактично навожу справки: так и так — не поступало ли к вам этого типа.
В морге — нету.
В вытрезвителе знакомая фельдшерица очень чутко отнеслась. Все портретом любовалась и расспрашивала, что за писатель такой, и как он здесь очутился.
— К сожалению, — говорит, — такого не было. Я бы с удовольствием обслужила… А тут свои Новый год празднуют: вон слесарь Петька Индюк, вот — пенсионер Подрубаев. Приезжих только двое, но они не артисты, а агрономы. Для обмена опытом приехали.
В милиции обнаружился только Як Яклич. Уже обстрижен честь-честью, но еще не обсох и кипятится.
— Дайте, — орет, — мне этого писателя! Изуродую, гада! Понаехали, пьянствуют, а меня через него тупой машинкой стригли и по мелкому Указу… Как закончу эту канитель, в Совет Министров буду жаловаться, почему машинка тупая?
Так и вернулся ни с чем. Сашка Бедрович, к девчатам посланный, и вовсе пропал. Боря Бурков еще больше убивается.
— Главное, — говорит, — я за него личную ответственность несу. Теперь с меня спросят: почему не провел среди него воспитательную работу? Знал бы такое дело, лучше б я его на квартиру пригласил, выставил бы хоть ящик. — И жене было бы лестно.
А тут и сам писатель заявился. И на ж тебе — трезвый до неприличия, спиннинг — в руках, рыбацкий, значит, «дипломат» с коловоротом — на спине.
— Какие, — говорит, — у вас места замечательные. Я рыбку тут ловил.
Бурков говорит:
— Места-то хорошие, но с вашей стороны довольно нетактично так поступать. Весь райактив на ноги подняли.
И расскажи ему о всех наших мытарствах.
Писатель в амбицию вломился, в бутылку полез: вы меня, говорит, осрамили.
Борька Бурков уж и так и сяк: дескать, что ж тут такого, с кем не бывает. Я, мол, сам в Днепропетровске в яме с соляркой спал.