И студент-заочник Сашка, которому еще рано было экономить какие-нибудь клетки, через минуту уже разряжался на все подъездные пути, рисуясь перед девушками-крановщицами своей интеллигентностью:
— Чего ползаете, как ми-мезоны!
А мне не удалось снять стресс даже в магазине, хотя они как бы специально существуют для этой полезной процедуры.
Я уже открыл для разрядки рот, когда опухший верзила втиснулся впереди меня с двумя авоськами, полными пустой посуды, но тот показал мне кулак величиной с ковш экскаватора и спросил:
— Чистый? А может грязный сделаться… об чью-нибудь морду!
Я мигом представил свои нервные и прочие клетки и начал усиленно сдерживаться, что, конечно, имело благотворные последствия для моего организма в целом.
Слегка я разрядился только в автобусе, когда одна бабка нахально прошмыгнула на облюбованное мной место. Тем более что в автобусе уже вовсю взаимно разряжались кондукторша с водителем, причем последний это делал через динамик вместо объявления остановок. Впрочем, хриповатый и косноязычный динамик никак не мог состязаться с естественным голосом кондукторши, долго тренированным на пронзительность и резкость.
Очнувшись дома, я уже с новыми силами принялся за экономию клеток, когда моя супруга Милка принялась растрачивать свои направо и налево, начав с отсутствия в хозяйстве стирального порошка «Ока» и постепенно дойдя до машины «Жигули» и японского видеомагнитофона, которые уже давно имеются у ее замужних сестер, а растяпа-муженек… И тому подобное.
Я сдержанно сидел на балконе, чувствуя, как в печени копошится рак, а к сердцу подкрадывается инфаркт, и думал о том, что женщины, будучи, как правило, существами скупыми и мелочными, нервных клеток никогда не жалеют, и хотя коэффициент их умственных способностей здорово снижен, но зато у них реже бывают инфаркты.
Потом она отправилась к сестре заряжаться заново созерцаниями недоступного ей японского видеомагнитофона с кассетами-клубничкой, а я разрядился, когда пришла из школы дочка Юлька и в категорической форме потребовала покупки каких-то белых джинсов, якобы давно имеющихся у ее подружек.
Плюнув на экономию клеток, я со всей силой обрушился на хиппизм, увязав его с более чем скромными Юлькиными успехами в школе.
Как человек бесправный и не имеющий в семье решающего голоса, Юлька вела себя сдержанно, краснела и помалкивала.
Она разрядилась на кухне, с руганью дав пинка подвернувшейся под ноги кошке.
Соплячка ведь, а уже понимает, как лучше вести себя в наш нервный век!
Трансформации, или Кое-что о Гвоздиковых
КОЛЛЕКЦИОНЕР
Вася Гвоздиков, белобрысый и розовый, с безмятежными голубыми глазами, снисходительной улыбкой на румяных губах и желтым цыплячьим пухом, который он выдавал за модную бородку, работал крановщиком и считался самым современным человеком на заводе.
В этом я убедился, когда он однажды пригласил меня к себе домой.
Крошечная Васина комната была переполнена предметами, свидетельствующими о том, что владелец ее стоит на вершине современной цивилизации. Тахта была покрыта платком, по виду позаимствованным у какой-то бабушки, журнальный столик исправно шатался на своих трех ножках, на стене висели ласты, гитара и портреты бородатых писателей Льва Толстого, Хемингуэя и Юлиана Семенова (книг которых я, впрочем, нигде в комнате не обнаружил). Кроме того, в комнате находились торшер, магнитофон и транзистор.
Наливая в микрочашечки особым способом сваренный кофе, Вася включил торшер (хотя был день) и транзистор, запустил магнитофон и, сняв со стены гитару, сделал несколько аккордов. Я боялся, что он наденет также ласты и маску, но, видно, из-за отсутствия ванной Вася этого не сделал.