– Хорошо, Антоша…

– И так не буду…

– Ррр, – возмущенно прорычала подруга, – ладно пиши: «Антон, смогу через час».

Я отправила сообщение, а через четыре томительные минуты ожидания пришел ответ:

«Ок. Давай тогда на плахе.»

***

Благоухая новым фруктовым парфюмом, я выпорхнула из пыльного автобуса. Весенний ветерок обдал меня своим палящим дыханием, слегка задрав шерстяную кофту. На улице тем временем становилось все жарче и мне жуть как захотелось стащить с себя теплую одежду, но дабы не оголить свои неухоженные подмышечные впадины, делать я этого не стала. Пока я добрела до центральной площади, которую все горожане по-свойски величали «плахой» у меня на лице начал проступать пот. Я спряталась от дневного пекла в тени Ленина, а точнее его статуи, но легче не стало. Я огляделась по сторонам – никого похожего на Антона вблизи не было. Тут у меня зазвонил телефон.

– Але?

– Привет, это Антон, – мужской голос в трубке звучал уверенно приятно.

– Я уже здесь.

– Где конкретно?

– У статуи Ленина.

– Ок, – и он бросил трубку.

Через несколько минут я почувствовала на плечах теплое прикосновение, а затем погрузилась в стойкое облако из табака – очевидно, дымил Антоша, как паровоз. В реальности он был почти таким же, как на фотографии, разве, что на снимке была менее заметна его худоба. Вместе с тем это был высокий парень с выражением глаз дамского угодника. Одет он был довольно просто: в джинсы и футболку. Смутила меня только толстая цепь, болтающаяся на ремне. Она давала ему сходства с престарелым рокером. «Ну, у меня вообще подмышки волосатые”, – подумала я.

– Приветик, еще раз! – поприветствовал он.

– Привет! – улыбнулась я.

– А ты такая же милая, как на фото, – комплименты он раздавал без стеснения.

– О, спасибо, – и я кокетливо улыбнулась.

– Как ти?

Его симпатия ко мне была видна невооруженным глазом. И она была взаимной. Мы шли в направлении набережной болтая о погоде, любимых музыкантах и пристрастиях в еде, но на фоне этого совершенно обыденного разговора сейчас шел мощный обмен флюидами, который выражался в едва заметных взглядах, жестах и интонациях.