Я рассказала Владику, что я преуспевающий флорист, дизайнер и кинокритик. Что все мужчины в моем городке сходят от меня с ума и что я прекрасно пеку торты. Хотя за всю свою жизнь лишь однажды сожгла бисквит в духовке. Он, в свою очередь, объявил себя преуспевающим инженером-строителем, живущим в пригороде Москвы, и сказал, что в скором времени твердо намерен открыть свою кофейню. Еще у него был кот по кличке Пушок и мечта обзавестись большой и дружной семьей. «Эх, и желания то какие хорошие у Владислава», – подумалось мне.

Он был привлекательным парнем и общение у нас складывалось легко. «Эх, и почему я не глухонемая? – все думала я, когда он изрекал длинные монологи своим писклявым голосом. – Влюбилась бы тогда в этого московского соловушку до беспамятства и домой уж точно не вернулась». Особенно тяжело приходилось моему слуху, когда он рассказывал что-то эмоциональное, голос его в эти моменты поднимался еще выше.

Мы остановились у памятника пуантам. Гигантские балетные туфли розового цвета очаровали меня!

– Красота! – не скрывая восхищения, сказала я.

– Ну ты и смешная Марьяша. Красная площадь, значит, это ей симпатично, а вот пуанты так: «красота!» – рассмеялся Владик.

– Ну ты посмотри какие они огромные! И какие розовые! Сфотографируй меня!

– Значит здесь подходящая форма для фотокадра да? – рассмеялся он.

Дальше на нашем пути возник огромный парк: зеленый островок с аттракционами, кафешками, ларьками с мороженым, конца и края которого было не видно.

– Красивая ты, Марьяша… – сказал Владик у искусственного озера, в котором нежились двое лебедей.

Он стоял позади меня. Очень близко. Мы следили за парочкой пернатых, которые все вытягивали длинные шеи и с наслаждением терлись друг о друга оранжевыми мордочками. Эти две птицы подействовали на нас просто магически. Мы смотрели на их трепетные ухаживания и все больше нас поглощали романтические грезы.

– А ты знаешь, – тихонько заговорил Владик, – что лебеди всю жизнь одной парой живут?

– Да, – тихонько вымолвила я.

– А если партнер умирает, то вторая птица уже никогда и никого больше не полюбит, а может даже умереть от горя.

Нами завладело непреодолимое желание близости. И мне так сильно захотелось, чтобы Владик поцеловал меня! В губы. Нежно и проникновенно. В следующее мгновение он придвинулся ко мне, так что между его грудью и моей спиной не осталось и миллиметра зазора. Я ощутила плечами его нежное дыхание: теплой волной оно расстелилось по моей шее, а затем он поцеловал меня в верхний уголок уха.

– Какая же ты горячая, Марьяша, – сказал он.

Его шепот подействовал отрезвляюще. Будто немощная старушка забралась мне в ушную раковину и угнетала барабанную перепонку своим ворчанием. «Ну зачем ты заговорил?! Зачем? Кто тебе дал слово, мужчина?!» – закипела я внутри и вырвалась из его объятий.

– Ну, что дальше идем? – сказала я, как ни в чем не бывало.

На лице Владика разыгралась «непогода». Его черные брови нахмурились, а в помутневших глазах читалось непонимание. Он постоял так еще некоторое время, а потом пошел за мной. «А может ничего? – бушевал спор внутри меня, – ну голос, как голос. Да и какая вообще разница, если парень хороший.» Попутчик мой тем временем заметно погрустнел. Он стал молчалив и серьезен.

Вторую попытку меня поцеловать он предпринял на балкончике надземного перехода. Бархатный ветерок ласкал мои разрумянившиеся щеки. Вид отсюда открывался романтический и приятный: вся Москва была, как на ладони. От падения вниз меня оберегала железная перекладина и Владик ее использовал в угоду своих желаний. По обе стороны от меня он схватился за бортики балкона, так что я оказалась зажата между его рук. Этот чернобровый москвич загнал меня в угол, и опьяненная его пряными духами, мне совсем не хотелось вырываться. Вот только… голос. Как же с ним свыкнуться? Благо сейчас Владик не издавал ни звука. Его ладошки незаметно соскользнули на мою талию и у меня пошла кругом голова. Он обнял меня чуть крепче, а я закрыла глаза в ожидании страстного поцелуя, но вместо этого услышала крик.

– Убери его! – верещал Владик, практически перейдя на ультразвуковые частоты, – а! Убери! Убери его пожалуйста!