Едва Аманатидис увидел Рамона Карвахаля, он подобрался и сжал зубы. Следователь уже мельком приметил этого археолога в коридоре, счёл редким красавцем, а теперь разглядел вблизи, и то, что увидел, не порадовало. Многоопытные глаза мудреца и лоб философа. Это не Хэмилтон. Тут никому не удастся никого одурачить или запугать. Ладно, попробуем сыграть в открытую. Какой смысл лгать, если того же результата можно добиться, тщательно дозируя правду?
Следователь поприветствовал испанца и сказал, что должен побеседовать с ним. Тот только кивнул и пригласил его сесть напротив.
— Как вы знаете, сегодня была убита миссис Тэйтон.
Карвахаль снова кивнул — без тени сожаления. Да, он об этом знает.
— Кто, по-вашему, мог это сделать?
Испанец пожал плечами.
— Я не видел, как её убивали, — усмехнулся он. — А строить предположения в таком случае всё равно, что пахать волну.
— Был ли у вас повод убить миссис Тэйтон?
— Если бы и был, я бы вам об этом не сказал, — снова усмехнулся Карвахаль, — но повода у меня не было. Тем более что я сегодня именинник. Ознаменовывать собственное тридцатипятилетие убийством — чересчур экстравагантно для меня.
Аманатидис вежливо поздравил Карвахаля и продолжил.
— В убийстве жены, как вы понимаете, первый подозреваемый всегда муж. Мог ли мистер Тэйтон убить свою супругу?
Карвахаль блеснул умными глазами.
— Мистер Тэйтон — далеко не слабак, а чтобы размозжить голову женщине, да ещё столь хрупкой, как миссис Тейтон, — большой силы не надо. Но я спрашивал у моих коллег — Дэвида Хейфеца, Макса Винкельмана и Лоуренса Гриффина, и они говорят, что Тэйтон не покидал гостиную ни на минуту до момента обнаружения тела. Это же говорит и Мелетия. Значит, убить он мог, но не убивал.
— А что вы скажете о Дэвиде Хейфеце? Он мог убить?
— Зачем?
— Чтобы помочь своему другу овдоветь и жениться на вашей сестре, — последовал мгновенный ответ.
Гол забить не удалось. Карвахаль расхохотался.
— Плохо, когда у человека нет чего-нибудь такого, за что он готов умереть. Хейфец, как это не дико звучит, способен собой пожертвовать. Но я не могу сказать — за что? Вообще же, будучи евреем, он скорее одолжит себя на время, чем отдаст навсегда. Танцевать же между петлёй и электрическим стулом он, по моим наблюдениям, не способен. В принципе. Он не продаст душу чёрту. Правда, может сдать её в аренду… — Карвахаль откровенно забавлялся.
Аманатидис вежливо улыбнулся.
— Понимаю, а вы?