Компания была совсем маленькая: он, Дарко, Марина, Нина и Арсений. Илья подробно рассказал о том, чему стал свидетелем: он описывал, что видел, не стараясь подобрать более мягкие слова и определения. Было плевать, верят ли ему: он-то знал, что говорит правду. Впрочем, они верили.

Марина сидела в кресле, обхватив себя руками, непривычно молчаливая и, кажется, совершенно дезориентированная. У Нины глаза были как блюдца: огромные и растерянные. Разговор в основном шел на сербском, а она плоховато понимала этот язык. Однако большую часть все же улавливала, да Арсений переводил ей совсем непонятное.

Сам он слушал внимательно: ни разу не перебив Илью, не отпуская замечаний вроде «а ведь я говорил». Хотя, если честно, мог бы. Отнесись они серьезно к тому, что Арсений рассказал им с Дарко, многих бед удалось бы избежать.

– Небо светлеет, – сказал доктор, подошел к окну с бокалом коньяка в руке, немного приоткрыл и тут же закрыл жалюзи. – Ночь прошла.

– Слава богу, – вырвалось у Нины.

– Нужно решить, что делать дальше, – подал голос Арсений.

– Нас осталось так мало, – тихо проговорила Нина. – Пятнадцать детей: в моей группе девять, у Арсения и… – Она смешалась. – У Арсения шестеро. И мы.

Арсений посмотрел на Марину, которая по-прежнему молчала, и спросил:

– Сегодня суббота, но ведь кухонные работники, медики все равно должны прийти? Они увидят, что мост разрушен, позвонят, кому надо, и нас спасут, так?

«Нет, не так», – подумал Илья, вспомнив, что говорил Дарко.

Марина подняла на Арсения тусклый взгляд.

– Весь персонал подал заявления об увольнении. Один за другим разбегались – ты видел. Я собиралась звонить хозяевам курорта, чтобы решить эту проблему, все откладывала, да так и не успела.

– Но кто-то ведь должен был остаться? – спросил Арсений.

– Доктор Дарко, – усмехнулась Марина. – Две медсестры, повар и горничная обещали подумать. Мне удалось уговорить их, пообещав зарплату в двойном размере, пока все не решится. К понедельнику, надеюсь, они придут.

Арсений встал и прошелся по комнате. Нина следила за его перемещениями затравленным взглядом.

– Короче, расклад такой, – начал он. – Никто из тех, кто уехал отсюда вчера, не знает, что мост упал, и мы здесь в ловушке. В лучшем случае те, кого удалось уговорить, придут в понедельник, то есть послезавтра. Но они могут наплевать на деньги и не явиться.

– Но если мы не будем выходить на связь – ни по телефону, ни по Интернету, то родители наших ребят начнут бить тревогу, – сказала Нина.

– Да, начнут, – согласился Илья, отвечая ей на русском. – Но все равно пройдет несколько дней, прежде чем весь механизм придет в действие. Родители свяжутся с РОНО, они – с кем-то тут, в Сербии. Не забывайте – на носу два выходных дня. Пока поймут, в чем дело, пока пришлют помощь…

– Перестаньте нас пугать! – воскликнула девушка, и глаза ее опасно заблестели.

«Сейчас расплачется, – подумал Илья. – Еще немного, и мы все тут с ума сойдем».