Итальянцы соблаговолили передать Франции в сферу ее влияния площадь, оцененную ими в 6000 квадратных километров, то есть примерно равную обычному французскому департаменту[141]. Но рядом с этой незначительной «сферой» находится сфера итальянского влияния, которая окружает Массауа и не имеет определенных пределов. Она охватывает много земель, рек, гор и поселений, так что в конечном итоге sfera d’influenza italiana простирается на площади примерно пятьсот семьдесят тысяч квадратных километров. Да, здесь нет ошибки: это составляет именно пятьсот семьдесят тысяч квадратных километров, иными словами, территорию по своим размерам намного превосходящую Францию. Когда хочешь иметь «влияние», то хочется иметь его как можно больше! Впрочем, это вполне невинная слабость. Хорошо и составителям карт: они всегда оказываются при деле.
Вместе с тем находятся недалекие люди, которые предаются наивным рассуждениям:
— Франция в Эфиопии? У нее там практически ничего нет… Крошечный кусочек земли — вот и вся сфера… Тогда как Италия — это совсем другое дело. У нее огромное влияние: Абиссиния, Шоа[142], Галла[143], часть Нубии[144] и Судана[145], вскоре она получит долину Нила…[146] Да, Италия — великая держава, соперница Англии… Вот два колосса, им предстоит разделить между собой мировое господство.
Все это не что иное, как простая болтовня и детское хвастовство, на которое не стоит обращать внимания. К счастью, Менелик одним махом, как бильярдный шар, задвинул подальше эту сферу.
Фрикет пришлось побывать в плену и у китайцев, и у мальгашей, а теперь она оказалась пленницей итальянцев. Это был не первый случай ареста французов: вспомним капитана Романи, честного и храброго офицера, которого подвергли аресту вопреки всем международным нормам. Он был невиновен, однако итальянский суд приговорил его к четырнадцати месяцам тюремного заключения.
Юную француженку поместили в настоящую крепость, где каждую дверь охраняли часовые. В течение суток Фрикет должна была предстать перед военным трибуналом, словно она совершила тяжкое преступление.
Судьи восседали в креслах с важным видом, обливаясь потом от жары, затянутые в парадные мундиры, готовые треснуть по швам от малейшего неверного движения. Они радовались, что на скамью подсудимых вместе с обычными преступниками попала порядочная девушка и что им дано право распорядиться ее судьбой.
Итак, председатель суда приступил к допросу. Фрикет отвечала с поразительным хладнокровием и достоинством. Когда она сказала о своем участии в мадагаскарской кампании, судьи недоверчиво переглянулись, а председатель решил повеселить всех своим ироническим замечанием:
— Ах да, Мадагаскар, очередная глупость французов. Их колониальное величие там изрядно пострадало…
Фрикет почувствовала, что лицо ее запылало от негодования:
— У Франции всегда было достаточно славы и величия, ей не могут повредить мелкая зависть и насмешки, в особенности со стороны итальянцев.
— На что вы намекаете, мадемуазель?
— Ни на что, я просто излагаю свои мысли. Я думаю, что, хотя величие Франции и правда пострадало на Мадагаскаре, с вашей стороны нехорошо говорить об этом француженке… Колониальная война, сударь, способна преподнести неприятные сюрпризы любой европейской стране. Как бы ваше величие, в свою очередь, не пострадало в Эритрее…[147] Там вы можете сломать себе шею. Когда я говорю «вы», я имею в виду Италию.
— Мадемуазель, все это не имеет никакого отношения к делу.
— Вы хотели посмеяться над Францией, а я ответила вам как патриотка своей страны. Что касается того, что вы называете делом, я с нетерпением жду, когда вы к нему приступите.
Председатель заговорил о военной контрабанде, преступлении, соучастницей которого хотели выставить Фрикет. Она защищалась очень уверенно, с железной логикой приводя аргументы в свою пользу, и убедила бы в своей невиновности любых беспристрастных судей. Но только не этих. Они не желали принимать очевидное и во что бы то ни стало хотели вынести обвинительный приговор, главным образом потому, что обвиняемая была француженкой. Служители итальянской Фемиды не нашли ничего лучше, как придумать целый роман, глупейшую историю, которая могла бы сделать честь писательской фантазии, но абсолютно не выдерживала критики с точки зрения логики. Но зачем логика, когда можно построить обвинение на вымысле, усиливая тем самым антифранцузские настроения, давая пищу итальянским газетчикам, всегда готовым подхватить и разнести гнусную и нелепую клевету. В речах и жестах этих людей, претендующих на объективность, чувствовались злоба и зависть к Франции.
ГЛАВА 3
Фрикет продолжали настойчиво допрашивать, судьи были настолько пристрастны, что девушка в конце концов потеряла терпение и вспылила:
— Заметьте, господа, что вы судите мою родину, а не присутствующую здесь француженку. Вы хотите решить дело о ружьях Лебеля… Чистейший абсурд. Ничего у вас не получится! Франции не нужно поставлять оружие Менелику, у негуса есть надежный поставщик, который снабжает его отборным оружием и не требует денег. Вам он прекрасно известен.